Ричард Паттерсон - Глаза ребёнка

Елена, прижавшись к бабушке всем телом и уткнувшись лицом ей в шею, с облегчением зарыдала. Девочка сразу узнавала бабу Розу по запаху духов — от ее нежной кожи исходил аромат свежесрезанных цветов. Она бережно уложила на подушку голову девочки, и та, ощутив на лбу прикосновение бабушкиных пальцев, закрыла глаза.

Но и с закрытыми глазами Елена хорошо представляла себе бабу Розу, ее черные, воронова крыла, волосы, тонкие черты лица, по-прежнему привлекательного, почти как у Терезы (Елениной матери, которая раньше занимала эту комнату).

Теперь девочка могла разобрать звуки, доносившиеся с Долорес-стрит: испанскую речь прохожих, визг тормозов останавливающихся на красный сигнал светофора машин. Там, на улице, было страшно, а в парке Долорес, куда Елену не пускали, по ночам торговали наркотиками. Когда-то ее мать могла открывать окно настежь — сейчас же ставни забиты гвоздями. Но здесь, рядом, была бабушка, и никакой черной собаки девочка в этот момент не боялась.

— А где мама? — спросила она.

Накануне вечером бабушка достала старый глобус и провела пальцем линию от Сан-Франциско, наглядно показав Елене маршрут, по которому на следующий день должна была отправиться ее мать. Теперь она как по-писаному повторила то, о чем уже рассказывала внучке.

— Мама пока здесь, у себя дома. Завтра она полетит в одно такое место, которое называется Италия, а через десять дней вернется. Утром, когда ты встанешь, мы еще раз найдем Италию на карте.

Малышка на минуту задумалась.

— Но ведь папа с ней не поедет? Мама поедет с Крисом?

— Верно. — Голос бабушки Розы стал еще тише. — Мама поедет с Крисом.

Елена открыла глаза. В ночном сумраке бабушка казалась усталой и печальной.

Повернув голову к окну, девочка прислушалась к звукам, доносившимся из незнакомого мира.

— А я увижусь завтра с папой? — едва слышно спросила она. — Когда мама с Крисом уедут?

Бабушка посмотрела на нее, все еще не отнимая пальцев со лба.

— Нет, Елена. Не завтра.

Даже завтра представлялось девочке чем-то очень далеким. Она снова посмотрела на Розу.

— Прошу тебя, бабушка, останься спать со мной. Одной мне страшно.

Роза уже было покачала головой, но что-то во взгляде девочки заставило ее остановиться.

— Бабушка, помнишь, о чем я тебе говорила? Чего я боюсь?

Женщина не отрываясь смотрела в детские глаза.

— Да, — ласково произнесла она. — Конечно, помню.

Обе замолчали. Роза поднялась, сняла через голову платье и, оставшись в комбинации, легла в постель.

Елена, уютно устроившись в объятиях бабушки, уснула под ее мерное дыхание, от которого исходили любовь и покой.

Три дня спустя, ближе к вечеру, Тереза Перальта и Кристофер Паже были в Венеции. Шесть месяцев назад они стали любовниками, и в этот момент Тереза испытывала восторг и страх одновременно. Восторг, оттого что оказалась в Италии, и страх, потому что вскоре им предстояло расстаться.

В одних шортах Крис стоял на балконе, купаясь в лучах полуденного солнца. Они снимали апартаменты в отеле «Даниели», который размещался в палаццо. [1] Итальянский городской дворец-особняк XV–XVII вв. — Здесь и далее прим. ред. Терри наблюдала за Крисом из гостиной, в руке она держала телефонную трубку.

На другом конце света, в комнате Рики, снова раздался звонок.

На протяжении последнего часа Терри звонила уже в третий раз. И прислушиваясь сейчас к гудкам, она живо представила себе маленькую квартирку Рикардо Ариаса. Немного подождав, медленно опустила трубку.

Тереза была стройной молодой женщиной с темными волосами и нежной оливковой кожей. Крис не уставал повторять, что ее точеное лицо, с идеальным по форме носом (казавшимся ей самой чересчур выдававшимся вперед), высокими скулами и маленьким подбородком, — прекрасно. Мимолетная улыбка Терезы полностью преображала ее, хотя выражение зеленовато-карих глаз, наблюдательных глаз профессионала, почти всегда оставалось серьезным. Ростом она была едва по плечо Крису.

Тереза только что приняла душ и, обернувшись полотенцем, молча разглядывала мужчину.

Тот не замечал ее, задумчиво созерцая панораму Большого канала. Сосредоточен, руки в карманах, голова чуть откинута назад — Терри не раз видела его таким.

Она неслышно подошла к Крису и проследила за его взглядом.

При иных обстоятельствах открывавшийся взору вид непременно очаровал бы ее. По широкой каменной мостовой фланировала досужая публика, к услугам которой были многочисленные продовольственные ларьки, сувенирные киоски и ресторанчики под открытым небом. Газовые фонари обрамляли набережную, к которой лепились гондолы и лодки с кормчими, мирно беседующими в ожидании клиентов. А дальше, за всем этим простирался Большой канал.

Венеция, с ее серым и грязно-розовым мрамором, с раскинувшимся над ней синим небом, словно вырастала из лазурных волн, плещущихся у стен города сверкающей рябью. А впереди оранжевой сферой, белоснежным мраморным куполом, величественным пантеоном вставал над водой остров Сан-Джорджо — вечный символ слияния Византии и Ренессанса. Мягкий бриз приносил прохладу и неуловимый запах моря. Машин не было и в помине (если не считать моторных лодок), и сквозь чугунную решетку балкона город представал перед взором Терри таким, каким он был пять столетий назад.

— Это вечность, — не оборачиваясь, произнес Крис. — Сам не знаю почему, но все вокруг как-то успокаивает. Такое ощущение, что мы в конце концов переживем Рики.

Какое-то мгновение Терри молчала.

— Как ты догадался, что я здесь?

— Потому что на тебе почти ничего нет. Шестое чувство.

По губам Терри пробежала улыбка. Наконец Крис повернулся к ней.

Он выглядел лет на десять моложе своего возраста: лицо практически без морщин, медного отлива волосы без единого намека на седину, поджарое мускулистое тело атлета — результат спартанской самодисциплины. Нос с горбинкой, чуть-чуть грубоватый, придавал ему мужественности. Однако сейчас Терри больше всего поразил взгляд его удивительно синих глаз, в котором она прочла, что небезразлична Крису.

— У него выключен автоответчик, — произнесла Терри.

Крис озадаченно нахмурился.

— Что, если их нет дома?

— Это невозможно. Сейчас в Калифорнии восемь утра. Рики забрал Елену у моей матери вчера вечером, на неделе девочка ходит в школу. — Она заговорила быстрее: — Меня нет всего два дня, а я уже не могу связаться с ней. Это очередной ход в психологической партии, которую Рики разыгрывает с дочерью: «Твоя мама не любит тебя так, как я». Рики слишком умен, чтобы не давать ей общаться со мной. Но если он не будет отвечать на мои звонки, Елена никогда не узнает, что я вообще звонила.