Сэм Гэссон - Кошка, которая все видела. Молчаливый свидетель

– Мне нужно подумать, – сказал после паузы Терри.

Джим прервал допрос и дал ему полчаса на то, чтобы привести мысли в порядок. Выходя из комнаты для допросов, бывший детектив бросил взгляд на стекло. Выражение его лица означало, что победа практически одержана!

Все собрались в кабинете инспектора Скиннер. События продолжали развиваться.

Прибыла старший инспектор Хилвит, светловолосая женщина, похожая на перекормленную и суперухоженную кошку породы рэгдолл в костюме. Бруно наблюдал за разговором между двумя женщинами-полицейскими. Он чувствовал, что они не любят друг друга.

– Раттер вот-вот расколется! – доложила инспектор Скиннер.

– На улице собирается пресса, – промурлыкала Хилвит. – Они чувствуют, что скоро мы сделаем заявление. Как нам поступить с этим Саймоном Симнером?

Инспектор Скиннер сказала, что еще не решила.

Рэгдолл в костюме издала ворчание. Или звук, похожий на рычание кошки в ветеринарном кабинете, понимающей, что ее решили усыпить.

Бруно почувствовал в голосе инспектора Скиннер сомнение. Она согласилась, что нужно проконтролировать такого рода вмешательство.

– Мы дадим Терри Раттеру еще тридцать минут на то, чтобы дозреть, – сказала инспектор Скиннер. – Его гавайскую рубашку нашли и уже отправили к экспертам. Посмотрим, что они выяснят.

Бруно извинился и покинул помещение, но не пошел в туалет, а проскользнул в желтую комнату. Набрал номер оператора и попросил соединить его с домом номер восемь по Сэнт-Эндрю-роуд.

Когда Леон Панк поднял трубку, мальчик, заглянув в блокнот, напомнил себе о правилах допроса по технике Рейда.

– Ты попался! – сказал он, стараясь подражать хладнокровному тону отца. – У меня есть доказательства, чтобы посадить тебя!

– Кто это? – спросил Леон Панк. – Это что, какая-то шутка?

Бруно, подражая безапелляционному тону отца, объяснил, что собрал достаточно доказательств, уличающих подозреваемого по крайней мере в двух правонарушениях.

– У меня есть фотодоказательства того, что ты похититель кошек и наркоман! – сообщил мальчик. – Я могу прислать тебе фотографии по почте.

– Мы готовимся к похоронам.

– Как бы там ни было, я жду признания! Объясню как можно проще: если ты во всем сознаешься прямо сейчас, я не буду выдвигать обвинения против тебя. Если ты этого не сделаешь, то сегодня вечером к тебе наведается полиция!

Леон Панк разволновался и выразил недовольство происходящим. Он даже угрожал Бруно физической расправой.

– Ты слышишь это? – спросил Бруно, убрав трубку от уха. – Я в полицейском участке на Джон-стрит. Могу прислать к тебе офицера в течение получаса.

Мальчик насладился возникшей паузой и уже чувствовал, что победил.

– Вот что я знаю, – продолжал он. – Ты соблазнил мою кошку кошачьей мятой, а во вторник утром украл ее и держал в своем доме! Думаю, у твоей бабушки, страдавшей маразмом, когда-то была рыжая кошка, похожая на Милдред. Я прав, не так ли?

Бруно решил, что в этом случае молчание было знаком согласия. Он еще раз сверился с блокнотом, отмечая вторую стадию техники Рейда.

– Но я виню не только тебя. Твоя бабушка – больной человек. Ты просто хотел успокоить ее, утешить в последние дни ее жизни. Если бы ты объяснил мне ситуацию, я бы позволил взять у меня кошку напрокат. Я же не монстр!

Ответом была тишина – столь же громкая, как лавина, обрушившаяся на терпящего крах подозреваемого.

– Я хочу лишь получить признание, – сказал Бруно, когда прошло уже достаточно времени. – Я не буду выдвигать обвинения!

Тишина не была нарушена. В какой-то момент мальчик подумал, что Леон положил трубку. А затем услышал, как он прочищает горло.

– Знаешь, что говорят в полиции? – спросил Бруно. – Инспектор Скиннер из полиции Брайтона – большая любительница котов. Она сгорает от желания выдвинуть тебе обвинения! Она считает, что ты не собирался отдавать Милдред! Но я настроен более лояльно. Я верю, что ты только на время взял мою кошку. Просто хотел помочь своей бабушке. В каком-то смысле это делает тебя хорошим человеком.

Бруно был уверен, что слышит плач. А слезы свидетельствуют о чувстве вины.

– Мы готовимся к похоронам, – наконец сказал Леон Панк. – Нельзя надолго занимать телефонную линию.

– Я хочу лишь, чтобы ты признал свою вину. И тогда положу конец этому разбирательству. Полиция тебя не побеспокоит.

Последовало молчание.

– Да, – наконец прокаркал голос на другом конце линии.

– Да? Что именно «да»? Скажи все полностью!

– Да, я взял твою кошку на время. У бабушки когда-то была такая же кошка. Она их совершенно не различала.

Затем трубку положили.

В кабинете инспектора Скиннер никого не было. Бруно вернулся в смотровую комнату и через стекло увидел, что отец снова там. Рядом с Терри Раттером сидела женщина в очках с прямоугольной оправой. Бруно подумал, что она выглядит умной. На ее лице читался вызов. Кошка, облизывая кончик хвоста, тоже демонстрирует вызов. По сморщенному носу адвоката и по более уверенному положению тела Раттера Бруно понял, что они готовы принять вызов.

– Я хотел бы изменить показания, – заявил Терри Раттер.

На минуту весь полицейский участок затаил дыхание.

– Мои воспоминания о ночи убийства не такие отрывочные, как мне казалось.

И тут Терри в точности повторил старое заявление, как актер, заучивший роль для пьесы. Ритм его повествования явно свидетельствовал о предварительной подготовке. Перед тем как описать сцену изнасилования, Терри сделал паузу. Здесь его рассказ отклонился от ранее озвученного.

– Я говорил, что ничего не помню об изнасиловании. Это не совсем так. Я помню, что переоделся и выбросил рубашку в мусорный бак.

– Почему ты солгал полиции? – спросил Джим.

– Новости о смерти жены повергли меня в шоковое состояние. Как, впрочем, и выражение твоего лица, когда я проснулся тем утром.

– Зачем ты выбросил рубашку?

– Мне казалось, что так будет легче все забыть.

– Что произошло после того, как ты выбросил рубашку?

– После этого я ничего не помню, – сказал Терри Раттер, – кроме одного. Я проснулся ночью, пьяный, на диване, и у меня было ужасное ощущение, будто что-то произошло. Это ощущение было неясным, словно утром мир будет уже другим. Я посчитал, что во всем виноват алкоголь и чувство вины после изнасилования.

– Несмотря на запись, ты отрицаешь, что, вернувшись домой, видел тело жены?

– Что бы ни случилось в дверном проеме, мой клиент ничего не помнит, – слегка раздраженно вмешалась адвокат. Далее она сказала, что Терри употребил слово «она», а не «ты». Во фразе «она это заслужила» нет четкого указания на лицо, о котором идет речь. Если бы он сказал: «ты это заслужила», это был бы совсем другой разговор. Если бы Терри сказал: «ты это заслужила», дело сразу было бы раскрыто.