Геннадий Ангелов - Нож Туми

– И что это, просветите гражданин начальник, – сказал Белый с вызовом.

– Только мыльно – брильные принадлежности. Понятно?

– Мне не привыкать к такому положению, гражданин начальник, но я не уверен, что прокурор по надзору в курсе творимого вами беспредела. Мало того что в зону не дали выйти, лишили необходимых вещей.

– А ты жалобу напиши, может и ответит кто, – сказал Лаптев и громко рассмеялся, брызгая слюной в лицо Белому.

Лаптев был до крайности любезен и в конце разговора стал подчёркнуто вежливым. Правда, глаза неожиданно стали напоминать маленькие острые куски льда. Человеку не в силах было выдержать напряжение глаз собеседника, которое беспощадно уничтожало слабые, почти незаметные попытки сопротивления сильного организма.

Разговаривать было бесполезно и Белый махнул рукой на эту ситуацию. Он понимал, что Лаптев с компанией давно прикормил и прокурора по надзору и судью, который приезжает в зону для послабления режима содержания некоторым осуждённым.

В обед шнырь [10] Шнырь – заключённый, взявший (иногда под давлением со стороны других заключённых) на себя обязанность убирать камеру, барак, производственное помещение, выполнять работу, которую обязаны делать по очереди. За эту работу он получает определённую плату продуктами, сигаретами, деньгами. Шнырь считается козлом уже по самой должности. открыл кормушку и забросил в камеру Белого не большой пакет плотно перетянутый скотчем. Белый решил, пока идёт обед не рисковать и спрятать его в тайник. Когда в коридоре прекратился стук и грохот бочков с едой и тарелками, узник зубами разорвал пакет и вытащил из него сигареты, чай, спички и новенький аккумулятор для телефона. Коротенькая малява [11] Малява – записка, письмо, в отличие от ксивы более частного характера, но в некоторых случаях слова употребляются и как взаимозаменяемые. была написана корявым почерком Червонца. Он обещал прийти на выходных с хорошими новостями. Белый достал сигарету и закурил. В голове зашумело, руки и ноги стали ватными и слегка подкосились. «Давно не курил», – подумал Белый и уселся на корточки спиной к двери. Он не сразу увидел в пачке с сигаретами туго набитую папиросу. Не обратил внимания. Только уже ближе к вечеру заметил и вытащил приготовленный братвой косяк. Где – то вдалеке он услышал песню Михаила Круга «Владимирский централ».

– Эй, вы там, – забарабанил он в дверь. – Сделайте музыку громче, не вам же одним слушать.

– Кто там умный и дерзкий? Ты Белый? Я сейчас проведу воспитательную работу дубинкой и песня для тебя закончится в санчасти.

Белый притих, однако услышал, что громкость увеличили. Он вытянул папиросу, наслюнив края, закурил. Конопля оказалась на редкость крепкой и буквально сразу очертания камеры изменились. Зрение стало более острым, обстановка обрела необыкновенную глубину и замысловатые оттенки. Музыка отчётливо доносилась до ушей заключённого, и он слышал каждое слово и ноту. Расстояние между приёмником и камерой сократилось настолько, что осуждённому казалось, будто он присутствует на концерте. Аппетит разыгрался волчий и Белый за пять минут, уничтожил все нехитрые запасы продуктов. От одного вида сала с мясной прослойкой текли слюнки. Утолив голод, Белый сделал из тряпок факел и заварил чай. Душистый аромат напитка приятно кружил голову. Улёгшись на шконку Белый в своих фантазиях ощущал себя на свободе с любимой и желанной девушкой. Ему казалось, что они на берегу моря, волны мирно раскачивают надувной матрас, на котором они с Леной плывут подальше от берега и посторонних глаз. Лена смеётся озорным и заливистым голосом. Её нежная кожа блестит на солнце, и Белый крепко обнимает дорогого сердцу человека. Так он и задремал с улыбкой на усталом лице. Проснулся среди ночи от холодного ветра проникавшего в тесную камеру из щелей. Во рту после папиросы ощущалось сухость. Он сделал несколько глотков воды и пополоскал горло. На наре лежал запасной аккумулятор и Белый полез в тайник за телефоном. Вставив батарею и включив аппарат, он тут же получил уведомления о пропущенных звонках. Пересматривая сообщения он увидел, что телефон Лены, по которому он пытался к ней дозвониться снова в сети. Набрав номер он услышал гудки и с облегчением выдохнул. Однако радость сменила полное недоумение и досада. Трубку взял парень, и на вопрос о том, как к нему попал этот телефон ничего не смог ответить вразумительного. Он видно был пьян или под наркотой и заплетающимся языком болтал всякую ахинею.

– Послушай дружище, – не выдержал Белый и гневным тоном взял инициативу в разговоре в свои руки. – С тобой рядом есть кто – то трезвый? Дай ему трубку. Зачем? Это я постараюсь объяснить.

В трубке нависла минутная гнетущая тишина. Потом издалека долетели мужские и женские голоса и звуки музыки. Белый терпеливо ждал, хотя интуиция ему подсказывала что всё настолько плохо, что правду лучше не знать. Он ощетинился и напрягся и готов был услышать самое худшее.

– Ты кто? – услышал он крепкий мужской бас.

– Мне нужна хозяйка этого телефона. Позови её или объясни, как к тебе попал этот мобильник, – сказал Белый, негодуя от ненависти. Если бы этот урод оказался сейчас рядом Белый задушил бы эту тварь голыми руками.

– Нет её и больше не будет, – ответил собеседник и загоготал, словно черноморская чайка.

– Как не будет? Ты можешь толком объяснить?

Белый перешёл на крик, не задумываясь над тем, что может переполошить весь СУС. В эти минуты ему было на всё плевать и интересовал единственный вопрос.

– Умерла твоя подружка, чувак, сдохла как бездомная облезлая кошка, – гнусным голосом выдал собеседник и выключил телефон.

Узник так и остался стоять в немом оцепенении с телефоном в руках. Слова, которые он услышал, на какое – то мгновение парализовали тело и разум. Сердце бешено колотилось, кровь хлынула к голове и Белый закричал страшным нечеловеческим, звериным рёвом: «А – а – а, твари, суки…». Потом принялся колотить кулаки в стену, разбивая костяшки в кровь. Он бил руками и ногами в стены и кричал до тех пор, пока в камеру не залетели двое охранников и не принялись избивать его резиновыми дубинками. Белый не сопротивлялся и даже не пытался дать сдачи. Ему не хотелось жить с тем что он узнал, ни капли не сомневаясь, что незнакомец сказал правду. Всё это было выше его сил. Свалившись на пол теряя сознание, он харкал кровью и задыхался. Менты бросив дубинки на цементный пол и поднимая до потолка пыль принялись избивать Белого ногами, и так продолжалось до тех пор, пока несчастный заключённый не перестал дышать.

Семён Абрамович торопился на встречу с Протасовым. Он заранее с ним созвонился и сейчас ждал на остановке автобус, нервно поглядывая на старенькие советские часы «Луч» на руке. Ночью шёл дождь, погода испортилась буквально за один день и старческий радикулит давал о себе знать. Старик скривился и посмотрел по сторонам. Никого рядом не было, и он принялся растирать пальцами поясницу. В кармане куртки у него лежали фотографии, которые он периодически трогал руками дабы убедится в том, что не забыл их дома и не потерял по пути. От предложения встретиться на свежем воздухе в парке Протасов не отказался и Семён Абрамович в десятый раз подходил к дороге и выглядывал, выбившийся из расписания автобус. И вот, наконец, из – за поворота показалась практически пустая машина. Не скрывая своих чувств Семён Абрамович уселся в мягкое кресло автобуса и по прежней одесской привычке с молодецким задором шутил с водителем. Парень лет двадцати пяти ответил добродушному пассажиру и с иронией на лице улыбнулся. Автобус был практически пустой и редкие пассажиры таращились в окна не обращая внимания на вновь входящих. Семён Абрамович рассматривал неприветливый, унылый город после дождя и в глубине души в сотый раз жалел о том, что пришлось покинуть горячо любимую Одессу. Зрение у него, не смотря на возраст, было отменным, читал газеты и журналы без очков и редко когда пользовался дополнительными «фарами», так он любил называть навязанные окулистом очки. Протасов уже стоял и ждал у входа в парк и Семён Абрамович помахал ему рукой. Тот издалека заметил своего нового клиента и направился на остановку.