Надя Лоули - Кровь Тамерлана

В приподнятом настроении он уже был в дверях, когда раздался телефонный звонок.

Грянула революция.

Поздним вечером вернувшись домой, Христофор Виссарионович, не раздеваясь, прошел в опечатанный кабинет через потайную дверь в библиотечном стеллаже. Он быстро написал записку Зинаиде Николаевне Василовой, близкой подруге своего друга Дмитрия Урусова, который был арестован неделю назад. К счастью, вчера ему удалось бежать из-под стражи. Дожидаясь ночи, тот прятался в доме их общего приятеля Петрашова. Урусов просил передать любимой женщине, что с ним все в порядке и он движется в сторону северной границы с надежными людьми, и чтобы она ждала от него вестей. Еще они договорились, что Христофор поможет Зинаиде Николаевне, если она будет нуждаться.

Александрос запечатал конверт, на котором размашисто написал: «Крестовский остров, Павловская улица, дом Речинского. Для госпожи Василовой».

Через полчаса Христофор Виссарионович вошел в дворницкую, где его ждал сын дворника Матвея. Он отдал деньги и письмо, получив заверения в доставке.

Возвратившись, Христофор Александрос в спешке начал жечь ценные бумаги и документы в печке бывшей кухни. Это было единственное отапливаемое помещение во всем огромном здании. У него дрожали руки и, несмотря на тепло, идущее от ярко горящего огня, его бил холодный озноб. Беда! Вот беда! Закрыты все банки! Деньги превратились в дым! Хорошо, что успел перевести летом в Швейцарию царские ассигнации, когда подписали Брестский мир. Но это лишь мизерная доля огромного состояния, которое сгинуло в огне пожара рабоче-крестьянской революции. Христофор широко раскрытыми глазами смотрел на огонь, понимая, что потерял все. Теперь надо выбираться из революционного Петрограда и примкнуть к семье, которая успела в сентябре перебраться в Ригу. Они ждали его с деньгами. Напрасно, как оказалось. Псковское имение сожжено дотла революционно настроенными крестьянами, дом в Петрограде опечатан местными советами, оставившими ему две комнаты. В одной из них он сейчас и находился, уничтожая следы былого богатства. Голодный, усталый, потрясенный последними драматическими событиями, Александрос в полном изнеможении рухнул в кресло, приблизив его поближе к огню, и закрыл глаза. Ветер стучал в окно, темнота опустилась на опустошенный, разграбленный город. Сквозь печальные думы о прошлом и беспокойстве о будущем бывший коммерсант было начал строить планы дальнейших действий, как услышал тихий стук в дверь. Христофор открыл глаза и приподнял голову. Стук разительно отличался от ударов ногами в дверь революционных комиссаров, ворвавшихся сюда вчера с оружием в руках. Стук был робкий и очень интимный. Наверное, свои!

– Кто там? – беспокойно спросил он, вглядываясь в застекленную дверь. В ответ была полнейшая тишина, в которой, как ему показалось, раздавалось мяуканье котенка. Александрос осторожно приоткрыл дверь и наткнулся на сверток в корзине, с прикрепленной к нему запиской. В панике он поднял находку и все понял. Это был ребенок. Его дочь.

– Слушаю… – неуверенно произнес Поль в трубку. – Да, Поль Базилофф это – я… Кто? – Лицо у него вытянулось от удивления. – Какой друг? Сквирского? – Базилофф посмотрел на наручные часы. – В три часа? В ресторане «Норд»? Где? На Невском 72? – и без энтузиазма согласился: – Хорошо. Я буду.

Озадаченный, он хотел было спросить, откуда звонившему известно, что он проживает в «Англетере», но раздался щелчок, и связь прервалась.

«Черт знает что такое! Я никому не докладывал о своем пребывании в «Англетере». Даже покойный профессор был не в курсе, где я буду жить! – Поль в замешательстве остановился: – А как я найду этого человека? Он мне даже не представился!» Приподнятое было настроение ухнуло в беспокойные мысли. Тревожное предчувствие подсказывало ему, что все это неспроста: смерть Сквирского, шаги в темноте на лестничной площадке, телефонный звонок непонятного «друга».

«Так, надо разобраться и не влезать ни в какие аферы! Возможно, это простая провокация спецслужб. Наверняка я у них на заметке!» – приказал он себе.

Когда Базилофф выходил из гостиницы, то заметил того нахального парня, клянчившего чаевые. Разносчик завтраков почему-то стоял в дверях, проверяя визитные карточки входящих. Он, заметив Поля, проводил его беспокойным взглядом своих блеклых, не отражающих света глаз.

«Эх, яблочко, куда котишься…» – орали пьяные матросы и выделывали ногами кренделя под залихватски звенящие гармошки. Невский гудел от разгульно шатающейся толпы солдат, матросов, рабочих с окраин и разношерстных прохожих и зевак. Большой торговый дом Мертенса, для фирмы мехов и меховых изделий, зиял разбитыми и разграбленными гигантскими арками-витринами. Холодный ноябрьский день лил тусклый свет сквозь тяжелые, налитые снегом и дождем облака и не предвещал ничего хорошего.

– Боже мой! Что же с нами будет? Где мои дети?

Несколько минут назад, не помня себя от ужаса, Зинаида Николаевна выбежала из своего разгромленного и пустого дома на Большой Морской. Насмерть перепуганная прислуга Авдотья толком ничего не могла рассказать. Она только нечленораздельно причитала и громко плакала:

– Уехали… Ночью все уехали незнамо куда… Бросили меня… Как собаку бросили!

«Это мне наказание! За все! Оставила мужа, детей! Боже мой, что же делать?» – Зинаида остановилась, не зная, что предпринять. Ехать обратно на Крестовский, где остались ее вещи, и ждать от Дмитрия известий? Он был арестован в конце октября за сокрытие у себя члена Городской думы – Петра Михайловича Гнешина. Через два дня ей передали с посыльным мальчиком, что Урусову удалось подкупить охрану и бежать из Петрограда через финскую границу. Зинаида Николаевна осталась одна. А всего лишь три месяца назад она пережила счастливейшее в ее жизни время. Она соединилась с Дмитрием, переехав к нему на Крестовский остров.

Внешние обстоятельства семейной драмы выглядели вполне убедительно для разрыва с нелюбимым мужем. Господин Василов пустился в разгул, пропал на две недели и попал в громкий скандал, который оказался на руку Зинаиде Николаевне. А случилось вот что.

Обнаружили Павла Никаноровича в отеле с молодой красавицей, которую он избил до полусмерти, как впоследствии выяснилось, та шантажировала его нещадно. В нервном припадке его отправили в Мариинскую больницу на излечение от пьяного психоза. Произошло все это в отеле «Бель-Вю», принадлежащему господину Ломакину. Гостиниц на Невском проспекте было предостаточно, и остается загадкой, почему богатейший из людей Северной столицы выбрал именно эту, не относящуюся к числу самых известных. Может быть, для конспирации? Хотя гостиница, надо сказать, считалась заведением вполне изысканным, отчасти даже роскошным – вид из окон открывался замечательный, прямо на Александринский театр. В полном смысле слова «Belle Vue», по-французски – красивый вид, оправдывал ее название. Именно в этой гостинице случилось событие, целый месяц обсуждавшееся всей петроградской прессой.