Надя Лоули - Кровь Тамерлана

– Дмитрий Евграфович, вы с ума сошли! Куда вы меня везете? – рассмеялась в ответ женщина.

Он загадочно посмотрел на нее, и лицо его расплылось в широкой улыбке:

– Сюрприз!

– Ну, Митя, пожалуйста, скажите, куда мы едем? Пожалуйста! – заблестела глазами Зинаида Николаевна.

Дмитрий не мог оторвать взгляд от ее лица, от глаз – живых, смеющихся, откровенных, чуточку лукавых, от ее губ, так много говоривших без слов.

– Тс-с-с, потом, моя дорогая!

Урусов укутал ноги госпожи Василовой в овчину и вскочил в сани. Не дожидаясь команды, лошадь помчала их вверх по звенящей от мороза Большой Морской, пересекла Гороховую и затрусила в сторону Невы.

Блики света от вечерних фонарей дрожали на покрытой снежной коркой воде. Набережная казалась еще просторнее и прямее от белого снега, и вид у Невы был озябший и суровый. Зинаида Николаевна повернула голову к Урусову и, чтобы защититься от ветра, прикрыла лицо меховой муфтой.

– Митенька! Так куда же мы едем?

– Ко мне! На Крестовский! Я демобилизовался после госпиталя и снял половину дома для нас!

Она побледнела и закрыла лицо муфтой. Было видно, как ее плечи мелко затряслись.

– Зинаида Николаевна! Пожалуйста! – Дмитрий приостановил лошадей и обнял женщину: – Вы мне обещали, что мы будем вместе! Обещали?

Дама подняла заплаканное лицо и одними губами прошептала:

– Обещала… Но сейчас это невозможно… Рождество! Новый год! Я должна быть с детьми! Понимаешь?

Урусов согласно кивнул:

– Понимаю! Но после Нового года, – он сердито перешел на ты, – ты должна раскрыться мужу! Так больше продолжаться не может! Мы должны быть вместе. Навсегда!

Зинаида подняла на него полные слез глаза и тихо, самозабвенно, прошептала:

– Да, да, да…

Дмитрий глядел на нее влюбленными глазами и держал ее лицо в холодных и дрожащих от волнения руках. Она была в меховой шапочке с приспущенной на лоб короткой коричневой вуалью с мушками. Эта вуаль, однако, никоим образом не скрывала ее прекрасных глаз, светлых и лучистых под дугами бровей на белом лбу. Мороз не разрумянил ее щеки – ее кожа своей мерцающей мраморной белизной была прекрасна.

– Я люблю тебя больше жизни! – Урусов начал лихорадочно целовать ее. Лошадь, нетерпеливо топтавшаяся на месте, вдруг рванула вперед, и они, обнявшись, упали на сиденье в овчинную полость.

– Да! Да! Да! – продолжала твердить Зинаида.

– Обещаешь, что в новом году мы начнем новую жизнь? Вместе!

– Да! Да! Да!

Лошадь рванула во всю прыть, и они, цепляясь друг за друга, чтобы не упасть, целовались и громко смеялись. Снежный вихрь подхватил повозку и понес счастливых влюбленных в звездную ночь. С хороводом предстоящих праздников, с морозом и снегом на них надвигался новый, роковой 1917 год.

Сквозь светлые шторы в номер гостиницы проникал рассеянный серый свет. Хмурое октябрьское утро соответствовало пессимистическому настроению Поля. Вся его поездка, устроенная как деловая, летела псу под хвост. Теперь он понимал, почему профессор не отвечал на телефонные звонки. Профессор Сквирский умер. А ведь он так старался устроить их встречу. Разыскал Поля во Франции через своего французского коллегу и сделал частное приглашение. Переписывались целый год, и вот… все насмарку!

Базилофф уныло посмотрел в окно и стал прикидывать, что он будет делать неделю в городе, где у него никого не было: ни родных, ни знакомых, ни друзей. Поль родился в Париже в русской семье эмигрантов. Были какие-то родственники в России, оставшиеся после революции в Петербурге. В том числе его родная бабушка. Но, по всем временным меркам, давно умершая.

Базилофф вернулся к письменному столу и начал набрасывать план на бумаге, обдумывая, что важнее.

Во-первых, надо найти нотариуса из загса и узнать, кто является наследником профессора Сквирского. Если, конечно, таковые имеются. Если нет, то узнать, куда переходят вещи после смерти одиноких людей и можно ли их сфотографировать?

«Как некстати эта смерть Сквирского! – подумал Поль. – Жаль старика, конечно!» Но обиднее всего, что у него не осталось никакой надежды пополнить свою коллекцию фотографий с аксессуарами светской дамы Санкт-Петербурга предреволюционного периода.

Это была единственная брешь в погодовой фотоэкспозиции русской моды начала XX века для его многолетнего труда – книги о моде начала века. Придется начинать поиски сначала, черт возьми! Может быть, действительно эта соседка, Анастасия Христофоровна, сможет помочь? Дай-то бог!

В это время в дверь номера постучали:

– Завтрак заказывали?

Базилофф, занятый своими мыслями, спохватился:

– Да, да, входите! – и открыл дверь. Молодой человек в форменной одежде отеля занес поднос с завтраком и поставил на стол. – Благодарю вас! – Поль бегло взглянул на тарелки, накрытые салфеткой и фарфоровый чайник.

– Пожалуйста… – тихо проговорил парень и не сдвинулся с места, уставившись в потолок.

Базилофф удивленно посмотрел вверх и не понял, что там интересного нашел молодой человек. Потом до него дошло, что парень ждет чаевые.

– А … минуточку… – Он достал купюру и протянул ему доллар: – Спасибо.

– Не за что… – буркнул парень и, видимо, недовольный такой мелочью, не прощаясь, удалился.

«Вот те раз, теперь у них тут доллар – не деньги!» – изумился Базилофф и рассмеялся. Насколько помнится, в советские времена за доллар можно было сесть в тюрьму! А теперь, видите ли, доллара ему мало!

Махнув рукой на анекдотичную ситуацию, Поль приподнял салфетку с тарелки и присвистнул: красота! Бутерброд с красной рыбой и икрой! Горячие блинчики! Да, это вам не булочка с конфитюром на французский завтрак! Настроение у него поднялось, и он даже простил нагловатого портье.

После аппетитного завтрака Базилофф прикинул план на свой приезд:

1. Узнать адрес Центрального загса.

2. Найти адвоката по правам наследства.

3. Вторник – Анастасия Христофоровна (12 часов дня).

4. Сегодня: сходить в музей этнографии на выставку женской одежды начала XX века.

Поля очень интересовала экспозиция «Незнакомка», названная в честь известного блоковского стихотворения о Прекрасной Даме.

Закончив деловые бумаги, Поль переоделся и приготовил профессиональный фотоаппарат для выставки. Он давно, еще со студенческих лет, собирал старые и новые фотографии с изображениями людей в одеждах, символизирующих эпоху, в которой эти люди жили. Очень много было фотокарточек, подаренных ему русскими эмигрантами. С этого и началась его коллекция. Кроме этого, он еще делал снимки сам в различных местах понравившихся ему моделей. Базилофф собирал материал для книги об истории русской и европейской моды.