Наталья Костина - Яд желаний

Такое тотальное перенаселение в квартире Бухиных-старших случилось после того, как младшие – то есть Саша и Даша – получили благородно отстегиваемые государством «детские деньги». На первый взгляд сумма была весьма внушительной, однако квартиру на нее купить было нельзя, машину тоже. Сгоряча молодые родители едва не потратили большую часть средств на расширение кругозора – романтически настроенная Дашка желала в Париж и прочую Европу. Ее более практичная свекровь настаивала на том, что после родов нужно не в Париж, а в санаторий – оздоровиться. Бухин был готов нести Дашку в Париж на руках, но пока близнецы не подрастут, даже мечтать о путешествии было преждевременно. Класть деньги в банк молодая семья опасалась – мало ли банков лопнуло за последнее время? Поэтому они, спрятанные в укромном уголке антресолей, вызывали неопределенное беспокойство и, что называется, жгли владельцам карман. Наконец Сашку осенила гениальная идея. Он посоветовался с женой, и она идею одобрила. Счастливые супруги вздохнули с облегчением: в Париж они попадут рано или поздно, а вот квартира Даши, в которую старлей вселился после свадьбы, отчаянно нуждалась в ремонте. Разумеется, и Даша, и ее мама, любящая порядок и чистоту, блюли каждый уголок, но все старилось и ветшало – осыпалась штукатурка, стирались полы, а сантехника и обои еще помнили правление если не Никиты Хрущева, то уж генсека Брежнева точно.

Ремонтировать жилье постановили капитально: ободрать все сверху донизу и заменить все, что только было возможно. Разумеется, в пределах полученной суммы. Сашка Бухин несколько вечеров провел, обложившись со всех сторон бумажками с чертежами и подсчетами, – глупо было бы начать и бросить такое великое дело из-за перерасхода финансирования. Но цифры складывались, делились и умножались, дебет сходился с кредитом, и старлей сделал вывод – капитальный ремонт они потянут.

Семья собрала необходимые вещи и переехала к родственникам, освободив помещение для грядущих перемен. Однако скоро ремонты делаются только в передаче «Квартирный вопрос». Тех, кто обдерет и квалифицированно снесет на помойку мусор, нашли без проблем, а вот хорошего плиточника или того, кто качественно и недорого сделает остальное, было днем с огнем не сыскать. Должно быть, все подались в Москву за длинным российским рублем, как предположила бухинская бабуля, глядя на маету любимого внука. Бабуля, страдающая хронической бессонницей, почти круглосуточно смотрела новости, передаваемые по всем каналам, была политически подкована и наслышана буквально обо всем.

Ремонт был успешно начат, но – увы! – почти сразу же и приостановлен. Потому как никто из них не мог следить за рабочими. А те, пользуясь хозяйским попустительством, все норовили сделать по принципу: косо, криво – лишь бы живо. Такой результат не стоил ни моральных мучений, ни тем более денег, которых с лихвой хватило бы на кругосветное турне. Халтурщики безжалостно изгонялись, однако лучше не становилось… Рабочие приходили и уходили, а нужных людей все не находилось. Сашка, который целыми днями пропадал на службе, почти изверился в своей затее, а Дашка изнемогала под бременем двойных материнских забот. Теща, Лариса Михайловна, работающая учителем в школе, отчего-то именно себя чувствовала ответственной за вялотекущее ремонтное безобразие. Она с нетерпением ждала летних каникул, которые вот-вот должны были начаться, чтобы продвинуть капитальный ремонт хотя бы собственными силами и к осени въехать обратно в свое жилье. Теща Бухину попалась душевная и совестливая, и он ее ценил.

Сашины родители и старенькая бабушка стоически сносили трудности, связанные с рождением двойняшек, увеличением семьи и ремонтом, который каждый в своей жизни должен пережить хотя бы раз. Однако видно было, что и они уже устали…

– Сашуня, – мама постучала в дверь, – иди скорее. Она проснулась!

Старлей наскоро проглотил то, что осталось от бутерброда, хлебнул холодного чая, с сожалением захлопнул книгу и почти бегом отправился в спальню.

– Поздно, – встретила его жена. – Она ее уже разбудила!

Она – это была их старшенькая, Санька. Данька была потише и попокладистее. У Саньки же характер был неизвестно в кого – скандальный до ужаса. Она просыпалась первая, сразу же начинала буйствовать и будила сестру.

– На, подержи. – Дашка сунула ему младшую. – Может, поспит еще…

Саша, укачивая сонно таращившуюся серо-голубыми Дашкиными глазами Дашку-младшую, пошел в кухню.

– Саня, ну куда ты с ребенком! – мама сразу завернула его обратно. – Иди отсюда. Лук же режу…

В гостиной так орал спортивный комментатор, что он, подумав, постучал к бабушке:

– Бабуль, можно к тебе?

– Ах ты моя сладкая, ах ты моя девочка, – заворковала над правнучкой Мария Петровна, выключая телевизор. – Саня, это кто?

– Данька.

– Ну конечно… Данька, а кто же еще… А та скандалистка?

– Ест.

– Ну, иди ко мне, моя хорошая…

Данька увидела знакомое лицо, открыла глаза пошире – и улыбнулась. Улыбка у нее была столь заразительной, что улыбнулась и бабуля, улыбнулся и сам Саша, начисто забыв о том, что будить Даньку раньше времени было не велено. Он почмокал губами, скорчил дочери рожу, потом взлохматил себе волосы и сделал страшные глаза. Вся эта пантомима настолько понравилась младенцу, что Данька засучила кулачками, задвигала ножками и только что не зааплодировала.

Различить дочерей было бы совершенно невозможно, если бы волосы у них на макушках не закручивались в разные стороны – у Саньки вправо, а у Даньки влево. «Левовращающий изомер», – смеялась Дашка над младшей дочерью. Дети были настолько одинаковыми, что сначала это забавляло родителей, а потом не на шутку озадачило. Больше всего Дашка боялась, что дети заболеют и она даст одной дочери двойную дозу лекарства, в то время как другая останется без врачебной помощи вовсе. Эта мысль так крепко засела в ее голове, что Дашка, оптимистка по своей природе, стала необоснованно вздыхать и без видимой причины измерять детям температуру.

Сашка в шутку предложил сделать малышкам тату – с заглавными буквами их имен, но Дашка юмора не поняла – в первый раз в их совместной жизни. И чуть не рассорилась с мужем. Дашка писала стихи, и у нее было развитое воображение. Поэтому она сразу же представила себе, как ее дочерей помечают как… как сортировочным клеймом! Так она Сашке и заявила. Крича в запальчивости, она не слышала его увещеваний и угомонилась только тогда, когда Сашка принялся ее целовать, преодолев перед этим нешуточное сопротивление.

Конечно, волосики, закручивающиеся на макушках дочерей в разные стороны, – это прекрасный маркер, но на головах у них то шапочки, то косынки, и снимать их каждый раз, чтобы проверить, кто есть кто, не очень-то удобно… Чтобы быстро их различать, они решили покупать близняшкам одежки разных цветов. Однако это не решило проблему, а только усугубило ее. Вещички быстро перепутались, и невозможно было соблюсти это правило, особенно когда детей собирала не Дашка, а ее мама или свекровь. Кроме того, сборы обычно сопровождались большой спешкой – чтобы не запарить уже запакованное одно дитё и не простудить второе… Потому-то Санька несанкционированно носила Данькино салатовое, а Данька – Санькино сиреневое, и наоборот. Малышки были настолько похожи, что их постоянная идентификация, несомненно, приобрела бы масштабы настоящего бедствия, не заметь Даша в роддоме, пока дочери были еще с бирочками на ручках, что у той, которая родилась на пятнадцать минут раньше, волосики закручиваются по часовой стрелке, а у младшей – наоборот. Только это их и спасло. Иначе нравную и голосистую Саньку точно перепутали бы с ее тихой сестрой. Достаточно было уже того, что молодые родители назвали дочерей Саша и Даша. Никому это не понравилось, кроме самих Саши Бухина и Даши Серегиной, в счастливом замужестве Бухиной.