Наталья Костина - Яд желаний

– Ты, Саня, наверное, Сорокину плохо знаешь, – предположил Бурсевич. – Если она чего захочет, то непременно сделает.

– Саш, давай я с тобой, – начала Катя и осеклась – начальство инициативы могло и не одобрить.

– Да отправляйтесь хоть все сразу! – Бармалей махнул рукой. – Дело это уже на контроле в главке, а нам велено обеспечить оперативную поддержку. Кто свободен, прошу не стесняться!

– А причина смерти какая? – поинтересовался Бурсевич у старлея.

Саша пожал плечами и смолчал. Неудобно было объяснять на оперативке, что позавчера, добравшись наконец до кровати, он буквально рухнул и отключился, забыв обо всем на свете, в том числе и о трупе певицы. Он спал тяжелым, непробиваемым сном, который не смогли нарушить никакие внешние раздражители. В их с Дашкой и детьми комнату периодически наведывались все члены семьи: начиная от его матери – врача-отоларинголога, которая, включив яркий свет, осматривала орущего младенца, и заканчивая озабоченной Санькиными воплями бабушки, пытающейся утихомирить правнучку народными средствами – уговорами, колыбельными песнопениями, а также укропной и даже святой водой. Но Сашку, провалившегося в сон, как в омут, не смогли разбудить ни звуки, ни свет, ни пение. Он спал, наверстывая упущенные часы отдыха, и поднять его смогло бы, пожалуй, только ведро ледяной воды, вылитой на голову. Однако, несмотря на то что старлей пробыл в отключке больше положенных для нормального самочувствия восьми часов, отдохнувшим себя он не чувствовал. За четыре месяца он недоспал не часы, а сутки или даже недели.

– Так чего, грохнули артисточку, что ли? – все не отставал от вялого старлея Бурсевич.

– Сама умерла, от старости, – ответил за Бухина капитан Лысенко – высокий голубоглазый блондин. – Пела, пела…

– И языком подавилась, – закончил за него начальник. – Игорь, ты вместо трепа включайся давай, а то видишь – Бухин на ходу спит. Катерина, правда, рвется в бой, но одной Катерины в этом деле маловато будет. А мне лысину уже с самого утра полируют – режиссер-то этот шустрый оказался, успел аж в Киев нажаловаться, что мы тут сидим и не чешемся…

– Так он сам ее и грохнул, – убежденно заявил капитан. – Знаем мы таких шустрых! Сам грохнул, и сам же в милицию заявил, что она пропала… так? Схема стандартная!

– Вот ты этим и займись, тем более что схема, как ты говоришь, стандартная, – тут же согласился начальник. – А то Сорокина…

– Я с Сорокиной работать не буду, – быстро сказал Лысенко и отвернулся к окну.

– Я знать не хочу, что вы там с Сорокиной не поделили! – резко поставил его на место Шатлыгин. – Или работай, как все, или увольняйся!

– Ну и уволюсь!

Лысенко вышел из кабинета, хлопнув дверью.

– Ничего, ничего, Степан Варфоломеич, – примирительно проговорил Бурсевич, который от природы обладал особым даром улаживать конфликты. – Сейчас все пойдем в театр как миленькие. И я, и Катерина, и Лысенко тоже пойдет…

– Уволится он! Артист! – все никак не мог успокоиться Шатлыгин.

В театр, однако, отправились только старлей Бухин и капитан Лысенко, поскольку Бурсевича выдернули по срочному делу, а Катерина, у которой неожиданно сдвинулся безнадежный висяк, умчалась в прокуратуру.

Идти решили пешком – до театра было недалече: подняться по Бурсацкому спуску и пройти недлинную улицу Рымарскую, когда-то тихую и прохладную, а теперь, пожалуй, ни то, и ни другое.

Лысенко был мрачен и, против обыкновения, неразговорчив. Бухин же так позавчера наобщался с Сорокиной, а потом со всеми домашними по очереди – и это не считая магазинов, – что с удовольствием шел молча. Не доходя метров пятидесяти до огромного здания оперного театра, он вдруг вспомнил, что так и не знает, отчего же все-таки умерла женщина, на смерть которой столь остро отреагировал режиссер. То, что умерла солистка, ведущая певица труппы, он узнал перед выходом. Однако о причине смерти спросить не догадался… Благодаря понятым еще позавчера он выяснил, что беспокойный режиссер, нажаловавшийся на них в столицу, был, судя по всему, ее любовником или гражданским мужем. Соседи часто видели их вместе, а в паспорте умершей штампа о браке не имелось…

– Так от чего же она умерла? – внезапно спросил он вслух.

– Ну, ты даешь, Саня! – покрутил головой капитан. – Ты же на труп выезжал – или я что-то не так понял?

Бухин пожал плечами.

– Сорокиной позвони, – мрачно посоветовал Лысенко.

Они уже дошли до театра, по обширному подиуму которого с гиканьем и грохотом катались мальчишки на роликах и скейтах, и уселись на лавочке у фонтана. Обычно словоохотливый и общительный, Лысенко молча достал сигареты и закурил, глядя куда-то в сторону парка, деревья которого уже одевались пронзительно-зеленой листвой. Бухин знал, что в прошлом году у капитана были какие-то трения со следователем Сорокиной, но у какого опера не бывает напрягов с прокуратурой? С одними следователями опера любят работать, с другими – не очень, но что случилось у Лысенко с Сорокиной, если он и дверью саданул, и даже уволиться пригрозил? Неужели?.. Но, пока из трубки шли длинные гудки, Бухин отмел свое нелепое предположение. О любвеобильном капитане Лысенко по Управлению ходили легенды, но чтобы он и Сорокина… нет, это просто невероятно. Сорокина совсем не в капитанском вкусе, да и вообще, насколько Бухин знал, Лысенко предпочитал женщин помоложе. А у Сорокиной к тому же еще и характер мерзкий. Значит… Он не успел завершить логическую цепочку, так как следователь неожиданно ответила ему.

– Маргарита Пална! – заорал Бухин в трубку, и от скамейки шарахнулся испуганный голубь. – Это я, – сообщил он, умерив голос. – Бухин. Ага, уже работаем. Конечно! Все, все работаем! Да, уже, можно сказать, на месте. Маргарита Пална, а… мне точно нужно знать… причина смерти какая? – осторожно поинтересовался он.

Сорокина неодобрительно забулькала, но старлей давно понял, что главное – не прерывать ее. Так она гораздо быстрее доберется до сути, чем если торопить и задавать наводящие вопросы. Она просто из тех женщин, которым непременно нужно выговориться.

– Ну что? – спросил Лысенко, когда он наконец дал отбой.

– Отравление. – Бухин пожал плечами.

– Дихлофос, снотворное… чем она траванулась?

– Предположительно токсин бледной поганки.

– Ничего себе! – присвистнул Лысенко, у которого в прошлом был неудачный опыт общения с грибами, закончившийся, впрочем, вполне благополучно. – Так вроде бы еще рано для грибов? Они в мае еще не растут. Или растут?

– Они в основном на рынке растут, – заметил Бухин. – Только не в этом дело. Патологи говорят, что грибов у нее в желудке не обнаружили. Только токсин в крови. И снотворное. Большая доза, но не смертельная.