Юрий Курик - Кладбище желаний

– Ах, за эту Марью Дмитревну…, за неё пить не буду. Рад бы, но не могу.

– Почему?

– Потому, что она живее всех живых.

– Не может быть! Ей в обед сто лет!

– Может, Кирюша, может. Ей 82 года, и она с удовольствием харчит своего зятя при каждом удобном случае.

– Бедняга. Ты его знаешь?

– Как самого себя.

– Кто этот несчастный?

– Я.

– Ты?!

– Собственной персоной. Сейчас она с моей женой и детьми уехала на дачу. Завтра на Голгофу еду я. Так, что, давай, выпьем за моё здоровье и целостность мозгов от языка тёщи.

Кирилл сочувственно кивнул головой. Выпили. Закусили кружочками ярко-жёлтого лимона. Помолчали, ожидая, пока коньяк удобно устроится в желудке. Через пару минут Кирилл спросил:

– Поясни подробнее историю с отцом.

Паша вздохнул и снова потянулся к «Арарату»:

– Собственно говоря, история не стоит выеденного яйца. С полгода назад я увидел мужчину очень похожего на твоего отца. Поздороваться не успел. Он вошёл в четвёртый подъезд дома напротив. Никаких мыслей по этому поводу у меня не возникло. Мало ли по какой надобности он зашёл в этот дом. Снова заметил его из своего окна через пару недель. Несколько раз видел Тараса Григорьевича в окне на третьем этаже. Подумал сразу о вашем переезде в наш околоток, и удивился: с какого хрена вы съехали из своих хором в наши развалюхи. Да не заморачивайся! Сейчас понимаю – я обознался. Давай махнём ещё по одной. За любовь!

Любовь понятие эфемерное, и где она живёт в теле человека, не понятно. Одни уверяют, мол, пристанище любви – душа. Другие настаивают – обитает любовь в сердце. Кирилл точно знал – любовь постельный кровосос, и паразитирует на теле кошелька. Делиться с Пашей сокровенными знаниями о «любви», Задунайский не желал. Однако, тема «любви» породила у Кирилла новый вираж мысли:

– За любовь, так за любовь. Кстати, этот мужик, что похож на моего отца, может быть ходит к любовнице?

– Чёрт его знает. Я его за ноги не держал.

– Одинокие женщины в четвёртом подъезде живут?

– Кирюха, не задавай глупых вопросов. Все бабы одиноки от беременности до беременности. Если успела трусы натянуть, то хрен тебе под морду – по любому отопрётся: «Я» не «Я», и хата не моя. И, вообще, голый мужик в постели – специалист по уничтожению клопов. Он на себя их приманивает, и давит их, давит! А ты, глупышка, что подумал?! Как тебе такой пейзаж?

– Натуральный реализм. Всё же Паша, женщины постельного возраста там живут?

– Ну, ты достал меня! Не знаю я! Может он педофил, некроман или педераст. Отгадай тут к кому он шастает. Если тебе надо, ты и следи за ним. Мне этот мужик сто лет не нужен. За «любовь» мы пить будем?

– Лимончика подрежь.

Чокнулись. Дружно выпили. Пососали лимончик.

– Паша, а этот мужик, как часто появляется?

Киселёв тихо взвыл:

– Кирюха, отстань от меня. Не следил я за ним специально. По впечатлению, появляется среди недели пару раз.

– С бабой7

– Нет. С женщинами я его не видел.

– Значит, точно ходит к бабе. Приходящий муж называется.

– Не знаю.

– Чего тут знать-то! Если этот мужик мой отец, то, точняк, к какой-то бабе таскается. Они с матерью уже давно, как кошка с собакой живут.

– Что ты собираешься делать? Морду отцу рихтовать?

– Если это мой отец, то придумаю кое-что интереснее мордобития…. Паш, ты говорил твои все на даче.

– Ну да. Завтра я к ним присоединяюсь.

– Паша, будь другом, разреши пожить у тебя. Хочу рассмотреть мужика, похожего на моего отца…

– Без проблем. Нас не будет ровно месяц. Цветы поливать, сосок в квартиру не таскать.

***

В прошлом у Кирилла было прекрасное будущее. Не случилось. Судьба лягнула копытом. Сейчас он спокоен и твёрд, как просроченный пряник. Он принял решение наживаться на чужих ошибках. Дед, зараза, не ко времени сыграл последний танец и успокоился в ящике. Папашкина гребля на галерах власти не давала результатов. О мамашке, вообще можно забыть. Она ничего не умеет и не хочет делать. Марксистский вывод из сложившейся ситуёвины неумолимо гласил: «Птица счастья пролетела мимо, и накакала на голову. Пришла пора брать за рога свою судьбу, и ставить её в стойло своих желаний».

Кирилл молил Бога, чтобы ныряющий в четвёртый подъезд, к неизвестной пока бабе, мужик оказался его отцом. В этом случае он тщательно собирает компру на отца для демонстрации её нужным людям. В первую очередь в эту категорию он записал руководителей отца, прессу, мужа той бабы (если он у неё есть) и мамашку. Мать он поставил в конец списка, исходя из её возможностей. Она могла своим визгом поднять в ружьё всех силовиков города, и одним тихим телефонным звонком к старой подруге своей матери, уволить отца с выдачей ему «волчьего билета». Акт мщения за растрату по пустякам своей молодости она исполнит с радостью, не отвлекаясь от вялотекущего процесса поиска зазевавшегося муж-чины на должность отчима Кирилла.

Со временем мать выглядеть лучше не стала. Со спины, в мерцающем свете луны, она смотрелась старшеклассницей-монголкой. Из за ног удобных для скачки на лошадях. В романтическом тумане, издалека в профиль – на двадцать пять. Анфас её прекрасная морда, от смеси виски и неудовлетворённого желания, выдавала 50 трудно прожитых лет.

К поискам мамашки по эффективной замене отца, Кирилл относился скептически. Её не осуждал, но не надеялся заполучить в отчимы, в обозримом будущем, сколько-нибудь состоятельного мужчину. Правду торгаши говорят – мало знать себе цену, нужно пользоваться спросом.

Кирилл устал ждать милостей судьбы и решительно принялся за реализацию своих решений. Вооружился остатками былой дедовской роскоши – морской подзорной трубой и фоторужьём немецкой выделки с цейсовской оптикой, и стал обживать наблюдательный пункт в квартире Пашки.

Опытом частного сыска Кирилл не обладал. Кое-какие знания, полученные из криминального чтива, поспешил применить на практике. Задёрнул наглухо плотные шторы на окне, из которого чётко просматривался четвёртый подъезд дома напротив. В едва заметную щель выставил объективы подзорной трубы и фото-ружья. Принялся за наблюдение. Первый час прикладывался к окулярам каждые три минуты. Устали ноги и заломило плечи. Додумался притащить стул и продолжал каждые пять минут осматривать наружные пейзажи только через подзорную трубу.

Ничего замечательного не происходило. Железную дверь в четвёртый подъезд, похоже, просто заварили жители первого этажа, чтобы она своим грохотом не причиняла беспокойства. Впрочем, и в соседних подъездах никто не выходил и не входил. Унылую картину оживляла свара около мусоросборника кобелей, из за тощей патлатой сучки. Они выпячивали грудь, подымали шерсть на загривках, клацали белыми клыками и ходили кругами, выбирая время и место, для решительного броска.