Иван Державин - Любовь распята. Я должен жить

Возражений не было, и выпили на посошок.

– Разве с участком проблема? – поинтересовался Алексей Константинович в прихожей.

– Третий год РОНО обещаниями кормит.

– Возьми мой под Бронницами. У меня он пятый год пустует. Для меня он, как чемодан без ручки. И бросить жалко и знаю, что все равно его не потяну – нет времени. И Оленька особого желания возиться на нем не проявляет. Не буду, говорит, весь день стоять кверху задом. Поэтому, бога ради, забери его, если у тебя мечта такая.

– Что значит, забери? – обиделся Дмитрий Иванович. – Я тебе не нищий, а учитель и даже говорят, неплохой. У меня и деньги есть.

– Никаких денег. Одно условие: мы изредка будем приезжать, чтобы Костя смог побыть на воздухе. Да и лишние рабочие руки тебе не помешают.

Они ударили по рукам и обнялись.

***

Утром Дмитрий Иванович, страдая от головной боли, спросил жену:

– Ты не помнишь, чем у нас закончился диалог насчет участка? О чем мы договорились?

– Именно диалог двух пьяных мужиков. Вот у него самого и спроси. Если и он что помнит.

– Пойду за Надюхой и спрошу.

– Проспал ты дочь, я уже привела ее. Не хотела, чтобы вы продолжили знакомство. Завтра у нас педсовет, забыл? Спросишь в другой раз.

Но уже на следующий день, окунувшись в работу, Дмитрий Иванович все забыл. В конце недели в перерыве перед третьим уроком его попросили к телефону.

– Второй раз звонит, – сказала учительница по географии.

– Не зв о нит, а звон и т, – едва сдержал себя он, чтобы поправить ее. Скажешь – еще обидится, она мне в матери годится, да и как человек она хорошая. Но так тоже нельзя – с детьми работает.

– Дмитрий? Привет, это Алексей. Со своей стороны я все уладил. Дело за тобой.

Кто такой Алексей, пытался вспомнить Дмитрий Иванович, и о каком деле идет речь?

– Что молчишь? Уже передумал?

– Вы это о чем?

– Разве мы уже на вы? А я думал, мы друзья навеки. Я насчет садового участка. Забыл?

У Дмитрия Ивановича чуть не выпала из руки трубка. Ему стало стыдно за то, что он посчитал их договоренность пьяной болтовней.

– Леша, друг, прости, бога ради, не узнал. С этими сопляками мать родную не узнаешь. Представляешь, только что на уроке к косичкам одной ученицы привязали за ниточку двух тараканов. Один залез ей под платье, с ней истерика, урок сорван, класс в восторге, а я, как видишь, в трансе. Даже тебя не узнал.

– Тараканы – это что-то новое, – засмеялся Алексей Константинович. – Я англичанке в седьмом классе лягушку в сумку положил. Она в обморок упала, когда та ей на грудь прыгнула.

– Интересно, интересно. Как же тебя наказали? Случаем не исключили?

– Мать каким-то образом уговорила не исключать. Ну, так как? Берешь участок?

– При условии, что Костя все лето будет с нами, – ответил Дмитрий Иванович, не веря своему счастью.

Уже в воскресенье он был на участке и прикидывал, где что строить. Надя и Костя носились по участку, как цыплята.

А через месяц, когда Верховы были в Малом театре, Наталья Сергеевна, наконец, занялась Костей. Как и положено, для детей ее возраста, она спросила у него, сколько будет два и три.

– Чего? – переспросил он. – Рублей?

– Почему только рублей? Все, что угодно: игрушек, детей в садике, деревьев.

– А мама моя заставляет меня считать рубли. «Костик, спрашивает она магазине, сколько будет четыреста грамм по три шестьдесят – это за колбасу, плюс два раза по тридцать шесть – это за молоко и еще восемнадцать и тринадцать – это за хлеб и девяносто за сахар». Никак сама не сможет сосчитать, – усмехнулся Костя.

– И ты ей помогаешь считать? Так сколько же будет то, что ты сейчас перечислил?

Костя пошевелил пальчиками, глянул вверх и ответил:

– Три рубля тридцать семь копеек. Если мама даст четыре рубля, ей должны дать сдачу шестьдесят три копейки.

Наталья Сергеевна попыталась проверить его, сходу не сумела и, застыдившись, поцеловала мальчика в кудри.

– Ему уже сейчас надо идти в третий класс, – решительно заявила она Ольге. – Его срочно нужно отдавать в школу. Я с директором договорюсь.

– Зачем? Учиться он еще успеет, а ребенком уже никогда не будет, – возразила та. – И вы его совсем не знаете. Он такой баловной.

– Баловным он должен быть, как всякий ребенок. Но Костя ваш особенный и к школе может перезреть, и тогда учиться ему с первоклассниками будет не интересно. У одной моей знакомой с сыном так и случилось. В два года он уже мог читать.

– А Костик в два с половиной.

– Не важно. Его мама тоже считала, что отдавать в школу рано. И что получилось? Он стал посмеиваться над одноклассниками, дерзить учительнице, уроки, конечно, не учил. Сначала его перевели в другой класс, потом в другую школу. А там вышло еще хуже. От безделья он связался со шпаной, не закончил даже семь классов и в четырнадцать лет попал в исправительно-трудовую колонию.

– Ой, какие страсти вы рассказываете, – рассмеялась, но и призадумалась Ольга. – То же самое мне говорит и заведующая. Ей очень нравится, как Костя читает стихи. Сейчас она заставляет его учить «Мцыри» к октябрьским праздникам. Так он уже почти выучил. Вчера целый час читал мне наизусть. Но там ведь такие страсти! Это, оказывается, исповедь мальчика перед смертью. Интересная тема для ребенка!

– Ну вот, видите! Дальше еще не то может быть, – настаивала Наталья Сергеевна.

– А вы свою Наденьку отдадите вместе с ним в школу?

– Надя-то тут причем? Она нормальный ребенок. У нее нет таких способностей.

– Это у Наденьки их нет? – возмутилась Ольга. – Как вам не стыдно быть такой несправедливой к своей родной дочери? А как она рисует! А какой у нее музыкальный слух! Хотя вы сами прекрасно знаете, как она поет. Но я с вами серьезно буду говорить о ее способностях к балету. Мне вы можете поверить.

Наталья Сергеевна рассмеялась.

– Не путайте божий дар с яичницей. Одно дело быть просто развитой и совсем другое – иметь редкие способности.

– Для первого класса она уже достаточно развита. Читать она тоже умеет. А считать вы ее подучите. Одним словом, отдам Костика в школу только вместе с вашей дочерью. Без нее он сам не пойдет.

– Но она же моложе его больше, чем на год. Ее просто не возьмут. Ей нет еще четырех лет.

– Ничего, мы подождем. На следующий год и отдадим.

Так и порешили. Через год Костя в уме решал уравнения, а Надя считала до ста. Но, несмотря на это, в школу ее не приняли, так как ей не было даже пяти. Как Костя ни сопротивлялся, его отвели в первый класс, откуда он сбежал после первого урока. На следующий день его отвели опять, но через неделю вынуждены были забрать домой: он так и не ответил ни на один вопрос учительницы.

Расстроилась лишь одна Наталья Сергеевна, Ольга – больше для вида. Тогда на общем семейном совете было решено посвятить год общеобразовательному воспитанию детей: музыке, рисованию, танцам, английскому языку. Для языка наняли преподавателя, а остальным занялись сами в полном соответствии с планом, намеченным Дмитрием Ивановичем. Сам он, будучи бегуном и моржом, взялся за физическое воспитание детей: безжалостно поднимал их по утрам и гнал на речку. За год до проруби дело не дошло, но в пруду Костя с удовольствием купался до октября.