Ольга Постнова - Проклятие дьяка Лютого

Марта поставила сковороду на огонь, дождалась, когда масло закипит, и погрузила в него пирожки. Взгляд снова упал на газету.

Наверняка этот сорокадвухлетний житель Москвы долго стоял на пороге выбора или метался в поисках выхода, пока не нашел единственный возможный способ решения, и «…покончил жизнь самоубийством по неустановленным причинам личного характера». Трудно понять, что речь идет о человеке. Интересно, о чем он думал? О ком? Чем жил? От какой душевной раны пытался избавиться? Причем здесь «утрата способности аккумулировать новые идеи»? Что могло – и могло ли – измениться, появись «юная усовчанка» минутой раньше?

А сама свидетельница? Наверняка, и ее жизнь изменилась. Можно подумать: она каждый день случайно где-нибудь оказывается, и с завидным постоянством проявляет «гражданское мужество и социальную бдительность».

От размышлений Марту отвлек запах подгорающих пирожков. Такой оплошности с ней еще не случалось. То-то Мартина обрадуется: найдется повод для ворчания или насмешек. Марта подошла к окну и открыла форточку.

Странно сводить счеты с жизнью в августе. Конечно, смерть с календарем не сверяется, и все же… Все же это вызывает необъяснимый протест. Вот октябрь, пожалуй, более подходит для воспаления скорбей и печалей. Отчаянно грустный месяц. Все ощущают себя одинокими и начинают тосковать, кто о прошедших летних днях, кто о еще не выпавшем первом снеге.

Грустно. Поскорее бы вернулась Мартина. «Вероятно, приеду поздно. В Москве ужасные пробки. Не скучай». Легко сказать! Весь день Марта отдыхала от вечно всем недовольной сестрицы, а ближе к вечеру сердце сдавило уныние.

Двум близнецам жить под одной крышей занятно и сложно, как будто они до сих пор еще не родились, но уже повзрослели и даже начали стареть. Что там говорил сотрудник психологической помощи? Ах, да! «Отсутствие жизненных целей, духовное и нравственное обнищание». Помнится, при Линочке, все было иначе: смешно, нелепо, сложно, и все-таки, жизнь имела смысл, а каждая из сестер – значимость. Отдельность.

«…утрата способности аккумулировать новые идеи». Какие идеи? Зачем? Если уж что-то и следует накапливать, то простые проявления светлой радости. У большинства людей довольно рано выходит из строя внутренняя батарейка счастья, и они ждут подзарядки от других. Линочка была такой подзарядкой. Но Мартина запретила произносить имя племянницы вслух. «Когда у человека все ладится, он редко вспоминает о родственниках. Будь любезна, сделай вид, что и у тебя все хорошо. Мы помогли ей вырасти, теперь наша задача: не мешать девочке взрослеть. Пусть набивает шишки… сама и свои. Когда лоб разобьет – явится».

Усово – городок маленький и, конечно, находились какие-то общие знакомые или знакомые знакомых, которые приносили вести о Лине. Марта однажды приходила к дому, где жила племянница, но, увидев ее под руку с молодым человеком, быстро ретировалась. Зачем смущать и смущаться?

«Кого способны воспитать две старые девы? Только еще одну, третью, старую деву себе в компанию». Можно обижаться, сколько угодно, но по сути, Линка права. Они старались создать для племянницы все условия счастья, каким оно представлялось им, а не Линочке.

Марта вздохнула, переложила пирожки со сковороды на большое блюдо, загрузила новую порцию и посмотрела в окно. Темно, ветрено, почти ночь. Сколько ни вглядывайся – ничего не разберешь, кроме маленькой фигурки, тесно прижавшейся к стволу старой черемухи. Паренек? Девушка? Неважно. Просто человечек. И этот человечек тоже кого-то ждет.

Марта улыбнулась и вздохнула. Тягостно ощущать себя одиноким в холодном октябре, – месяце смутных тревог и дурных предчувствий.

***

Бр-р-р, ну и денек выдался! Впрочем, здесь, в старом дворике, где все дышало воспоминаниями и радостью, события дня уже не казались столь тягостными.

Лина всю дорогу пыталась выстроить монолог, и в какой-то момент ей показалось, что успех уже близок: найдены слова, интонация, выражение лица, но стоило подойти к пятиэтажному кирпичному дому, все вылетело из головы.

Было около одиннадцати часов вечера. Линочка специально дождалась темноты: не выгонят же родные тетушки запоздавшую гостью на ночь глядя?

Во дворе, все было как прежде: та же узкая скамейка у подъезда, те же скрипящие кособокие качели на детской площадке, и песочница, заполненная серым дурно пахнущим песком – все, что раньше раздражало Элеонору, теперь умиляло до слез.

Добро пожаловать в прошлое! Вот только не все так просто: дверь в подъезде новая металлическая, строгая, с домофоном.

Линочка нерешительно потопталась и набрала номер квартиры тетушек.

– Да-а? – голос Марты звучал приветливо и немного удивленно.

У Лины перехватило дыхание.

– Здравствуй… те, – сдавленно пискнула Лина.

– Здравствуйте, – еще больше удивившись, ответила Марта.

– Это Лина.

На несколько мгновений, показавшихся Элеоноре вечностью, воцарилась тишина, затем зазвучала тренькающая мелодия, и радостно чирикающий голос Марты пригласил войти.

Вбежав на четвертый этаж, Линочка, тихо постучала в дверь и приложила ладонь к груди, пытаясь унять биение сердца.

– Открыто! – прозвучал звенящий от радости голосок Марты.

Элеонора осторожно вошла в коридор и ее тут же окутали сладкие ароматы ванили, корицы, каких-то пряностей, от которых приятно щекотало в носу. Марта выскочила из кухни в коридор, как чертик из табакерки, и кинулась обнимать Линочку. От Марты пахло теплыми пирожками и кипяченым молоком. Знакомые с детства ароматы обволакивали Линочку, успокаивали, радовали, вводили в транс, заставляя растворяться в воспоминаниях.

Тетушка продолжала щебетать, не выпуская Лину из теплых объятий. Какое вкусное имя – Марта. Невысокая, пухленькая, кареглазая, с пышными каштановыми волосами, румяная от волнения, она показалась Лине настоящей красавицей, но уже не Гердой.

– Боже мой, Линочка! – Марта вытерла передником выступившие слезы и заторопилась: – Проходи, дорогая. У меня как раз все к ужину готово.

Они прошли на кухню, где на сковороде весело скворчали маленькие, румяные и кругленькие пирожки. Кухня несколько изменилась с тех пор, как Элеонора была здесь последний раз. Появился новый стол, шкаф, полки; место, где раньше стоял маленький диван, занимала стиральная машина, а стены украшали картины-пазлы, так тесно пригнанные одна к другой, что не оставалось просвета. Перехватив удивленный взгляд Линочки, Марта поспешила объяснить, кивнув на картины:

– Мартина придумала себе лекарство от скуки. Присаживайся, дорогая. – Марта метнулась к газовой плите и, напевая себе под нос нехитрую песенку из старого фильма, принялась колдовать над сковородой.