Юлия Петрова - Иняз

Я чувствовала себя так, будто долго-долго шла куда-то на каблуках, и вот, наконец, добралась, сняла туфли и блаженно вытянула ноги. Как будто сложился причудливый узор сложной мозаики.

Вдруг мягкий приятный свет погас. Эй! Разве кто-то может выключить свет за окном?

Я привстала. В 905-й комнате по-прежнему было очень темно. Я вскочила, расправила, как смогла впотьмах, покрывало на кровати, добралась до двери и осторожно выглянула в коридор. Никого.

Уже через пару минут я лежала в собственной кровати на восьмом этаже. Перед тем как закрыть глаза, я протянула руку к тумбочке, взяла сотовый и включила экран.

Батюшки святы! 01:05! Не может этого быть. Я смотрела на часы в телефоне, прежде чем уйти из комнаты. Я отчетливо помнила цифры – 01:01. Да какие там четыре минуты! Я с двадцать минут стояла у двери и потом дрыхла еще на чужой кровати неизвестно сколько!

Удивительно, что я заснула-таки после всех своих волнительных похождений и спала без всяких сновидений до самого звонка будильника.

Я собиралась в университет и думала о ночном приключении как о нелепом сне. Не могла же я и в самом деле забраться в чужую комнату, чтобы прикорнуть на чужой кровати. Вот поразительно: ночная прогулка мне вспоминалась как нечто ирреальное, а мягкий приятный свет из выходящего на пляж окна – вполне реальным.

Я благополучно написала свой персональный диктант на доске. Я, конечно, и не ждала, что Эльвира скажет вдруг «Молодец», но ее реплика «Можно было и вовремя лексику выучить» меня разозлила.

– Я всегда учу лексику вовремя, – вырвалось у меня.

Знала же, что с Эльвирой пререкаться себе дороже. И кто меня за язык тянул.

– И именно поэтому ты, Перова, списывала вчера у своей соседки?

На, получи, Олечка, очередной презрительный взгляд. Может, это научит тебя благоразумию. Если человека постоянно опускать ниже плинтуса, то человек становится страсть каким благоразумным. Только вот тупеет почему-то.

Я не стала больше спорить с Эльвирой. День еще только начинался. Стоило поберечь позитивный настрой, оставить хоть на донышке благодушия и хорошего настроения.

Я прямо как чувствовала, что силы мне еще понадобятся. Они мне пригодились уже на третьей паре. Как раз третьей парой в расписание стояла «Диалектика сознательного и бессознательного в структуре личности» – новый спецкурс, который, если верить Ире и Ларисе, должен был вести невменяемый преподаватель Ивашко. Нам предстояло встретиться с ним ровно 8 раз, а затем сдать зачет.

Перемена закончилась, и практически в ту же секунду открылась дверь в аудиторию, и вошел… Петр – тот самый Петр, от которого я сбежала в клубе. Я его сразу узнала: и эти густые усы, и немного нескладную длинную фигуру.

Он обвел группу глазами. Петр не остановил взгляд на мне, и я всем сердцем надеялась, что он меня не узнал. Препод поздоровался, представился Петром Евгеньевичем, сообщил, что зачет автоматом он ставит при условии посещения всех 8 семинаров и участия в обсуждениях.

Я выдохнула. Всего-то. Я непременно буду ходить на его занятия и как-нибудь на досуге подготовлю выступление по какой-нибудь теме.

Первые двадцать минут пары Петр (Петр Евгеньевич, хи-хи) диктовал нам теоретический материал. Бессознательное начало, сон, бодрствование, Фрейд, ну и все такое. Затем он попросил нас пересказать один из своих снов и попытаться проанализировать, почему бессознательное продемонстрировало именно эти образы.

По-моему, сны, а уж тем паче их интерпретация, – это не то, что стоит обсуждать со студенческой группой. Я, как в старые добрые школьные времена, опустила голову и стала представлять, как благодаря усилию воли я превращаюсь в невидимку.

Петр уселся за стол, придвинул к себе наш журнал и журнал 204-й группы. Он внимательно изучил оба списка, а затем произнес:

– Начнем, пожалуй, с Оли Перовой.

Я гадала, случайность ли это. Может, узнал-таки. Я единственная Оля на обе группы. Неужели запомнил и меня, и имя?

Я встала. Не помнила я никаких снов. Вот только тот, что привиделся мне в 905-й комнате – тот, да, помнила, разумеется. И почему это я должна свои сны рассказывать? С другой стороны, я понимала, что, если отказываться отвечать на семинаре, то не видать мне зачета автоматом. Тогда придется дополнительно с Петром встречаться, и неизвестно, не припомнит ли он мне мой побег.

Я рассказала про мягкий приятный свет, море и компьютер на столе. Про самую прекрасную в мире историю, которую я писала в этом самом сне, я говорить не захотела.

– Как ты, думаешь, Олечка, что пыталось сообщить тебе бессознательное?

Я подумала: «Наверное, что я хочу, чтобы в моей жизни было свободное пространство и много света (в прямом и переносном смысле), чтобы на меня никто не давил, чтобы я занималось, тем, что мне действительно нравится делать».

– Наверное, что я устала от серой осени и хочу к морю, – произнесла я вслух с улыбкой.

– Может быть, может быть, – задумчиво проговорил препод. – Но убежать от непривлекательной действительности не всегда удается.

Я похолодела. Это он, что, угрожает?

Я все еще оставалась в ступоре, когда закончилась пара, и наша группа побрела в другой кабинет. Вот только проблем с зачетом по какому-то несчастному спецкурсу мне не хватало.

В коридоре я прошла мимо подпирающего стенку Ильдара и даже не заметила его.

– Слона-то я и не приметил, – громко процитировал строчку из басни Крылова мой двухметровый знакомый.

Я обернулась и засмеялась.

– Ты как вообще? – спросил Ильдар. – Ты вчера бледная такая из леса вышла. Оклемалась?

Я молчала. Как ни крути, но мой рассказ, о том, как я проникла в чужую комнату, – настоящий бред. Потом можно добавить, что я сбежала в клубе от похожего на маньяка мужика, а он оказался моим преподом. И все. Ильдар отойдет в сторонку, опасливо посматривая в мою сторону, и наберет по сотовому номер дурки.

– Я нормально вообще, – ответила я, наконец. – Уже в полном порядке.

Мы поболтали еще немного в коридоре, и я побежала на пару. Опоздать на языкознание – это еще хуже, чем пререкаться с Эльвирой. Похожая на божий одуванчик Маргарита Федоровна имела обыкновение орать на провинившихся студентов так, что те полностью теряли дар речи. Прямо колдовство какое-то – божий одуванчик на раз, два, три превращается в разъяренного бульдога.

Пары закончились, я вышла из университета и прямо-таки размякла под лучами ласкового солнца. Нетипичное состояние для перевалившейся на второй бок престарелой клуши-осени. Обычно она только и знает, что хлюпает носом.

Я села на скамейку под ивой за памятником Думающему человеку.

Я размышляла.

Он точно от меня без ума. Разве будет парень волноваться о том, что девушка бледная, если она ему до лампочки? Я считала, что еще немного, и он признается в любви.