Юлия Петрова - Иняз

– А мама не волнуется, что ты ночью по общежитию ходишь?

– А мне утром в садик не вставать, – по-своему объяснила себе мой вопрос Любочка. – Мама на пары уйдет, и я сплю, сколько хочу.

– Что же ты делаешь одна, пока мама на парах?

– Играю или с людьми общаюсь.

Я улыбнулась – с людьми она общается, ну надо же.

– Маме нравится студентов учить, – сменила тему разговора Люба. – А ты почему не хочешь детей учить, когда закончишь институт?

Я постаралась ответить со всей серьезностью:

– Не чувствую в себе педагогического таланта.

Люба важно закивала – дала понять, что понимает, какая серьезная это проблема – отсутствие педагогического таланта.

Я улыбнулась и подумала, что профессия родителей накладывает отпечаток на ребенка. Но потом я вдруг засомневалась в правильности собственной мысли. Моя мать работала библиотекарем, а папа – слесарем на заводе. Я мечтала попасть в редакцию какого-нибудь крупного московского журнала. А стану, скорее всего, менеджером по работе с клиентами в одной из местных шараг типа «Рога и копыта».

Я так глубоко задумалась, что даже почти забыла про Любу. Девчонка, видимо, не любила, когда про нее забывали. Она начала дергать мое одеяло. Ее косички, перевязанные ленточками в ретро-стиле (мне хотелось взглянуть на Любину мать), подпрыгивали над плечами.

– Оля, ты говорила, что журналисткой хочешь быть. Ты, наверное, в Москву уедешь?

Я всмотрелась в хитро поблескивающие при свете ночника карие глазенки, стараясь разгадать, не умеет ли часом моя ночная гостья читать мысли.

Обычные глаза. На угольки похожи. Может быть только, детским глазам полагается быть наивными? Никакой наивности в Любиных глазах не наблюдалось.

– Ну, чтобы в Москве жить, нужно много денег, – пустилась я в объяснения. – Да и просто так кто меня журналисткой возьмет? В любом случае некоторое время придется здесь в городе поработать. Например, менеджером по работе с клиентами. Может быть, найду вакансию переводчика.

Как-то странно на меня Люба смотрела. Будто я ей казалась великовозрастной дурочкой, которая сама не знает, что несет.

– Закрой глаза и дай мне руку, – попросила вдруг она.

Я подчинилась.

Люба обхватила мою кисть ладошками с двух сторон. Обычные детские ладошки. Теплые.

– Ты мне покажешь фокус? – сама не знаю, почему я заблеяла сюсюкающим голосом.

Люба не ответила.

Я опять почувствовала иррациональный страх и открыла глаза.

Никто не держал меня за руку. Я почему-то сидела не на кровати, а за серым столом. Передо мной стоял компьютер с какими-то таблицами на экране: белые циферки на сером фоне.

Окно располагалось прямо рядом с моим столом (он и вправду мой?). Я встала, чтобы посмотреть, что там, за стеклом.

Я почти ничего не увидела. Обзор загораживал длинный серый амбар или склад, или еще что-то в этом роде – нечто тоскливо серое без окон.

– Когда будут готовы накладные? Пейзажем можно и позже полюбоваться.

Я вздрогнула и обернулась на голос.

Толстый дядька в мятой клетчатой рубахе смотрел на меня, сдвинув кустистые брови. Он резко (на удивление резко – с таким-то весом) развернулся и исчез в соседней комнате.

Я отошла от окна, плюхнулась на стул и стала внимательно рассматривать таблицы. Я не знаю, откуда пришло понимание. Оно пришло и все – будто я всегда это знала. Нужно искать позиции в каталоге – те самые позиции, что напечатаны на вот этих листах, что громоздятся в куче слева от компьютера. Далее я должна ввести количество коробок с товаром, стоимость каждой единицы товара, а затем вычислить сумму каждой накладной. И так весь день. И так всю неделю. И так….

Меня передернуло, и я открыла глаза. За окном было светло. Я лежала под одеялом в постели. На тумбочке по-прежнему светился привезенный из дома ночник. В 802-й царила безупречная тишина.

Я подумала, что уснула с книжкой, и мне приснилась Люба, а потом – так и вообще кошмар какой-то про скучнейшую в мире работу.

Я встала и сунула ступни в тапки. С одеяла упала что-то мелкое и звякнуло об пол. Я нагнулась и подняла невидимку – детскую невидимку с пластмассовыми вишенками.

После обеда вернулись в общагу Лариса с Ирой. К этому времени я уже подготовилась к парам понедельника и от нечего делать забралась с ногами на подоконник, чтобы смотреть на желтеющие заросли лесопарка, раскинувшегося за студенческим городком.

– Как съездили? – поинтересовалась я.

– Отлично, – отозвалась Лариса.

Я подумала, что она могла бы спросить, как я провела выходные. Просто из вежливости.

Соседки как раз распаковывали сумки с привезенной из дома провизией, когда в дверь постучали.

– Войдите, – громко сказала Ира, продолжая искать что-то в большом пакете.

Дверь отварилась, и в комнату вошел Ильдар, приветливо улыбаясь мне и моим опешившим соседкам.

– Здравствуйте! К вам можно?

Ира и Лариса, видимо, изрядно растерялись. Они замерли с открытыми ртами и не произносили ни слова.

– Привет. Проходи, пожалуйста, – поприветствовала я гостя.

Я старалась излучать гостеприимство, пытаясь хотя бы частично нейтрализовать ледяные флюиды, которые начали распространяться по комнате сразу же, как только девчонки пришли в себя, процедили «Здравствуйте» и продолжили разбирать сумки.

Ильдар сел на мою кровать.

– Я тебя не отвлекаю? – спросил он у меня.

Надо же, эти двое сумели выбить из колеи даже нагловатого огромного азиата.

– Нет, совсем не отвлекаешь. А пойдем, чайник вскипятим, я тебя чаем угощу, – предложила я и спрыгнула с подоконника, попутно радуясь тому, что после обеда накрасилась от скуки, а также тому, что не успела еще умять земляничное печенье.

Мы стояли на кухне, прислонившись попами к подоконнику и беседовали, ожидая, пока закипит мой старенький синий чайник со свистком.

Аспирант рассказал, что пишет научное исследование, тема которого связана с монголо-татарским нашествием, несколько раз в неделю ведет лекции и семинары у третьекурсников истфака и неспешно готовится к экзаменам кандидатского минимума. Я в свою очередь поведала о том, что без устали учу по 100—150 новых английских слов в день, бесконечно пересказываю прочитанное и пишу-пишу-пишу упражнения по грамматике.

Ильдар поинтересовался тем, как мне живется в общаге. Я ответила, что нормально. Не рассказывать же в самом деле, что соседки по комнате и знать меня не хотят. Вместо этого неожиданно даже для себя самой я выпалила:

– Лестницы, лифты, этажи… не люблю я этого. Когда я вырасту, буду жить в частном доме.

Ильдар посмотрел на меня с высоты своего двухметрового роста и спросил:

– А если не вырастишь?

Мы оба засмеялись так, что студентка, выносившая из кухни кастрюльку с только что сварившимся супом, вздрогнула и чуть не уронила ношу.