Диана Чемберлен - Ложь во благо, или О чем все молчат

– Хорошо, – согласилась я, гадая, насколько поздний час она имеет в виду. Мне придется, вернувшись, первым делом позаботиться об ужине. Роберт очень мило отнесся к тому, что я начала работать: даже купил мне портфель и пожелал удачи, целуя утром на прощание. Но накануне вечером он сказал, что работа, похоже, вдохновляет меня больше, чем уют в нашем чудесном новом – новом для нас – доме. Так оно и было. Дом и так был хорош. Я бы не возражала, если бы кто-то другой подобрал занавески и если бы обои в гостевой спальне остались немного выцветшими. Он пошутил, что я ненормальная женщина. То есть я надеялась, что это шутка.

– Джорданы живут вон в том доме. – Шарлотта показала на некрашеный домик в конце дороги под открытым небом. Я бы приняла его за служебную постройку, но, приглядевшись, увидела белье, сохшее на веревках, натянутых между домом и низенькими деревцами. Хотя служебная постройка тоже имелась – позади домика.

– В доме нет канализации? – спросила я.

Она посмотрела на меня терпеливо, как на ребенка, которому еще предстоит учиться жизни.

– Мало у кого из ваших подопечных есть канализация в доме, – ответила она. – У некоторых даже электричества нет. У миссис Джордан четверо сыновей и дочка. Шину, дочку, она пять лет назад отправила к родственникам на Север, так что остались одни мальчишки.

– Шестеро в таком маленьком домишке? – поразилась я. Возможно, вблизи дом окажется больше. Пока что он выглядел меньше столовой в моем новом доме.

– Именно так. Но, к счастью, больше у Литы детей не будет. После рождения ее последнего ребенка мне удалось записать ее в Евгеническую программу, хотя пришлось изрядно повозиться. Вы, наверное, не знаете, что это такое?

Я слышала слово «евгеника» единственный раз в жизни, и то в связи с нацистской Германией, поэтому даже не догадывалась, о чем она говорит.

– Честно говоря, нет. Мне на ум приходит Гитлер.

– Я вас умоляю! – Она весело засмеялась. – Немедленно выкиньте это из головы. У нас есть комиссия по евгенике, к которой мы обращаемся для стерилизации нуждающихся. Для многих из них это величайшая удача. Лита Джордан – хороший пример, но знали бы вы, чего стоило добиться от комиссии одобрения ее обращения!

– Она сама этого хотела?

– Еще как! Она устала рожать и уже думала, что этому пришел конец, но через несколько лет опять забеременела. О программе она узнала от подруги в церкви и стала меня умолять, чтобы я устроила ей стерилизацию.

– Почему это было так сложно?

– Она не отвечала их требованиям. Необходимо соответствовать хотя бы одному из трех. Например, быть умственно отсталой, продемонстрировать такой низкий уровень IQ, чтобы ее признали слабоумной. Вы знакомы с проверкой IQ? Каким он бывает?

Я попыталась хоть что-то вспомнить о проверке умственных способностей из лекций по психологии.

– Семьдесят?

– Верно. Чтобы претендовать на слабоумие, надо набрать меньше семидесяти. А у нее оказалось целых сто пятнадцать! Представляете? Большинство местной бедноты не дотягивает до нормального уровня, но эта женщина – другое дело, она могла бы управлять фермой. Она закончила среднюю школу для цветных в Ридли – серьезное достижение, учитывая среду, в которой она росла.

– Так она цветная!.. – Я почему-то представляла себе белую семью. Теперь требовалось исправить сложившееся у меня заочно представление о Лите Джордан и ее детях.

– Да, цветная. И слишком неразборчивая в связях. Пятеро детей – и в доме нет отца! Но неразборчивость – еще не причина для стерилизации, хотя некоторым социальным работникам удается это провернуть… – Она отвернулась от дома Джорданов и как будто задумалась. Я вернула ее к нашему разговору:

– Значит, умственная отсталость – это причина, а неразборчивость в связях – нет?

– Если удается доказать, что неразборчивая в связях женщина не в состоянии растить своих детей, то комиссия принимает дело на рассмотрение, но с детьми Литы Джордан все в порядке, Дэвисон Гардинер утверждает даже, что она – образцовая мать. Поэтому у меня были связаны руки. Две другие причины, в которых комиссия видит причину для стерилизации, – психическое заболевание и эпилепсия. Но к ней не относилось ни то ни другое.

– А как насчет предохранения от беременности? – Я вспомнила о своих пилюлях и еще раз подумала, что мне с ними очень повезло.

– Медсестра из департамента здравоохранения, Энн Лэнг, по моей просьбе возила ей все, что только могла: презервативы, диафрагмы и прочее, но она все равно забеременела и произвела на свет своего младшего, Родни. Если мы получим доступ к новым противозачаточным пилюлям, то я буду прыгать до неба, вот только те из здешних, кому они больше всего необходимы, не так дисциплинированны, чтобы принимать их по схеме…

– Как же вы добились согласия от комиссии по евгенике?

– Я вспомнила правило «ста двадцати». Умножаешь ее возраст – тогда ей было тридцать три – на количество ее детей, и если произведение превышает сто двадцать, то ее можно стерилизовать. Пять раз по тридцать три – и пожалуйста! Я обратилась к комиссии, и после рождения Родни Лите сделали лигатуру труб – так называется перевязка фаллопиевых труб. Видели бы вы ее благодарность!

Я пригляделась к веревкам с бельем. Издалека трудно было разобрать, что на них сушится, но это не мешало представить, сколько Лите приходится трудиться в доме, полном мальчишек.

– Разве отец… то есть отцы не должны им помогать? Финансово?

– Посмотрите на это поле, Джейн!

Я послушалась – и вдруг увидела работающих на нем людей в новом свете. Теперь это были не безликие автоматы, а мужчины, которым в конце дня требовались постель и женщина. А домик миссис Джордан стоял у самого края поля, где они горбатились…

– Это мог быть кто угодно из доброй сотни, – продолжила Шарлотта. – Вернее, пятеро из сотни. Для многих здесь жизнь очень уныла, так разве можно осуждать их за стремление хотя бы к маленькой радости? – Она говорила с сочувствием. – Иногда они находят ее в постели, иногда в бутылке. Что угодно, что ненадолго дарит удовольствие, будущее-то совершенно беспросветно.

Я кивала, обмахивая ладонью лицо. Мне было стыдно, что я так взмокла: кожа Шарлотты оставалась совершенно сухой.

– Вот так-то! – Она улыбнулась. – Увидите, мамаш у нас хоть отбавляй, а папаш раз, два и обчелся. Сплошное беспорочное зачатие!

Я рассмеялась.

– Всегда проверяйте, не живет ли в доме мужчина, – сказала она. – С Литой это не так важно, но некоторые женщины скрывают, что с ними живут мужчины, чтобы не прерывать поступление социальных выплат.

Как такое проверишь?

– Что вы делаете для этих семей? Что МЫ делаем?

– Много чего. Определяем, какую помощь они получают, и проблемы, которые надо решать. Эвери – мальчишка Джордан со слабым зрением – уже не мал, ему пятнадцать, а на вид можно дать еще больше. Раз в неделю я вожу его в Рейли, к окружному преподавателю азбуки Брайля – если меня не подменяет кто-нибудь из их церкви. Потом эта ответственность ляжет на вас.