Федора Кайгородова - В Москве-реке крокодилы не водятся

В каюте было не слишком много народу – они украдкой бросали на меня взгляды, стараясь не привлекать внимания. Что, в общем-то, понятно: матросы видели меня либо мокрой, как курица, либо страшной, как привидение. Вестовой налил чаю в стеклянный стакан и принес его на чайном блюдечке, пододвинув блюдо с печеньем, которое стояло на столе. Я поняла, как я голодна, но виду не показала и стала степенно жевать печенье. Вскоре блюдо опустело, но я вовремя сделала вид, что я тут ни при чем.

– Давайте знакомиться! Я – Дмитрий Перов.

– Неужели, вы думаете, что я до сих пор вас не знаю? Только интересно, почему вы нам все время в рупор кричите?

– Это только с вами. Я так понял, что вы журналисты.

«Странная логика, – подумала я. – Может, я не уловила некое течение общественной мысли и теперь принято журналистам кричать в ухо?!»

– Мне приходилось встречаться с людьми вашей профессии, – продолжил Перов. – Мне кажется, они понимают события, как бы это мягко выразиться, своеобразно.

Я еще не решила, смеяться ли мне вообще. Мне отчаянно хотелось есть. Мне слишком долго пришлось бегать в простыне. Я устала от избытка впечатлений. Ему хорошо шутить, когда он на своем корабле, а мне еще добираться до Москвы надо. И, наконец, здесь недавно было совершено убийство.

– Это вы о том, что мы пишем? Это не всегда зависит от конкретного журналиста. То обстановка требует именно такого освещения событий, то редактор, то…

– То мозгов не хватает, – закончил он за меня. – Вы не обиделись? Это не поводу вас лично. Передайте мне, пожалуйста, вон ту зеленую вазочку!

Я посмотрела, куда он показывает, и удивилась, подумав, что он специально меня разыгрывает – вазочка была красной, к тому же пустой. Зачем ему пустая вазочка? Я передала ее так, как будто не заметив его речевой ошибки. Командир, засунув руку в карман, вытащил большую горсть кедровых орешков и высыпал их в вазочку.

– Это мне друг присылает! Ешьте!

– Нисколько я не обиделась, – с трудом раскусив орешек, я не поняла, как же их есть? – Даже, если по поводу меня лично. Для журналиста мозги не главное. А хорошему корреспонденту они и вовсе не нужны, даже мешают.

Командир улыбнулся и ехидно заметил:

– А, вон в чем дело! Теперь я понял особенности российской журналистики! Вы все так доступно объяснили. А позволительно ли узнать, что для корреспондента главное?

– Везение и пробиваемость. Это когда он тему умеет достать из-под земли, – с той же категоричностью ответила я.

– Это означает, что вы сейчас закончите пить чай и пойдете фотографировать труп?

– Дмитрий, как вас по отчеству? – мой тон даже мне самой показался излишне снисходительным.

– Степанович! – ответил он недружелюбно.

– Дмитрий Степанович! Неужели вас интересуют мои творческие планы на будущее? Или вы хотите нам помочь?

– Нет! – отрезал он. – Как раз наоборот. Буду всячески мешать. У нас и так хватит неприятностей с вашим проникновением на плавкран в самый разгар спасательных работ.

– С нашим проникновением? – задохнулась я от возмущения и оттолкнула от себя вазочку с его орешками, как злейшего врага. – Проникновением? А кто нас в рупор звал?

– Я тогда не подозревал, что на борту окажется труп. Иначе бы – ни за что!

– Это мы бы шагу не ступили на ваш корабль, если бы знали, что у вас трупы по трюмам валяются.

– У нас трупы не валяются, а вот с вашим появлением на корабле стало твориться, черт знает что! И вообще, давайте закончим этот бессмысленный разговор! Вы, Наталья, как вас по отчеству?

– Дормидонтовна!

– Вы, Наталья Дормидонтовна, – без тени улыбки заявил командир, – такая проблемная женщина! Вот Юрий сидит в прачечной и молчит. Вам же не угодишь! – и командир встал, беря в руки свой рупор.

– Я все поняла, – быстро ответила я. – И не надо кричать мне в ухо! – я убежала раньше, чем он успел возразить.

Я не стала искать фотокора – я и так знала, что беспроблемный Юрий давно околачивается возле места преступления, делая вид, что его интересуют только красота природы. Шагнув в сторону трапа, который вел в трюм, я решила прозондировать ситуацию с местоположением трупа. Мне тут же преградили путь два дюжих молодца с гаечными ключами наперевес, и я поняла, что труп лежит там, в трюме.

– Извините, у нас приказ! – промямлил один, и я поняла, что гаечный ключ он не опустит на голову дамы даже под страхом расстрела.

– Вы бы еще утюгами вооружились, – смерила я их презрительным взглядом и пошла наверх.

Но в каюте не появилось ничего интересного. Мобильник по – прежнему молчал, как немой, документы как сохли, так и продолжали сохнуть. На тумбочке я заметила визитку, где сообщалось, что капитан этого судна – Александр Александрович Седов. Вот так – ни много, ни мало, а однофамилец известного русского полярника. Сообразив, что в редакции с ума сходят, строя разные предположения на тему нашей пропажи, я решила действовать на свой страх и риск. А если они еще узнают про убийство – тогда и вовсе нам несдобровать.

Я нашла Седова, когда осматривал какое – то сооружение, висящее на железных цепях, – интересно, чем вообще занимаются капитаны на стоянке?

– Товарищ капитан! Отправьте нас, пожалуйста, на берег! Нам в редакцию надо – материал сдать!

– До прибытия полиции не могу! Вы теперь попали в число подозреваемых по делу об убийстве!

– Почему это? – спросила я, думая о том, видел ли капитан, как я выходила из машинного отделения. – И вообще, Александр Александрович, при чем здесь мы? Мы же ни при чем?

– Откуда вы знаете, как меня зовут? – быстро спросил капитан.

– Откуда? – удивилась я. – Откуда? Наверное, слышала просто. А – а, видела визитку капитана в каюте, но я не поняла, что капитан – это вы.

– Понимаю, вас смутили мои домашние тапочки? – улыбнулся капитан.

Я предположила, что в быту Александр Александрович – милейший человек, но на службе – самый что ни на есть зверский зануда. Так и оказалось.

Согнав улыбку с лица, Седов подтянулся и четко доложил:

– Вас переправить не на чем! Нашу шлюпку только что раздавило двумя бортами буксиров.

– Зачем вы ее раздавили? – в ужасе закричала я. – Чтобы мы остались здесь навсегда?

– Повторяю, это произошло случайно, во время спасательных работ. Вот видите, шлюпка висит. Только что подняли, ее так просто не залатаешь.

Я тоже осмотрела то, что осталось от шлюпки. Один бок у нее действительно выглядел мятым и неровным, но, на мой взгляд, плавать она могла. А скамеечки внутри – так вообще загляденье: сохранились в прекрасном состоянии.

– Но где же дыра? Ее нет! – возразила я нашему капитану.

– Дыры нет, но на плаву она продержится не более минуты, это связано с физическими законами, – и он ушел, как бы слегка откозыряв мне.