Денис Кузнецов - Санкт-Петербург 1934. Альтернативная история

После этого он вернулся на свой стул и принялся рассматривать фото трупа Борменталя, которые принес стажёр. Внимание его привлекли странные глубокие царапины на шее, о которых в протоколе ничего не говорилось.

– Ну что же, придётся всё делать самому, – с досадой произнес Макаров, наполняя новую чарку.

В отделениях полиции центрального Петербургского округа, утром 15 июня 1934 года был полный аншлаг. В душной камере 10 на 10, где штукатурка облезла со стен и оголяла красные кирпичи, собралась весьма интересная публика. Взявшись за черную решетку обеими руками, матерился во всё горло танцор Илья.

– Суки, мать вашу, ты, четырехглазый, ты хоть знаешь, кого ты тут держишь? – обратился он к молодому полицейскому, сидевшему за массивным железным столом и заполнявшему протоколы, временами поправлявшему тонкие круглые очки.

– Угомонитесь, сударь! Если не успокоитесь, буду вынужден принять меры. На каторге дерзить продолжите, – угрожающим тоном произнес служитель закона.

Внутри камеры было весьма оживленно. Елисеева сидела на койке, держась руками за голову. Она рассказывала задумчивому Соловьёву о том, что всё плохо для неё сложится, если об этом узнает пресса. Проклинала себя за решение отправиться вместе с Черкасовым, который теперь выйдет сухим из воды, а её карьера пойдет под откос. Соловьёв её успокаивал, при этом даже не смотрел на неё, было видно, что на слова звезды ему было плевать. Сестры Лукошкины разучивали новый танец, пытаясь хоть чем-то себя развеселить, часто в процессе спотыкались об койки. Что касается Черкасова, то он лежал на койке заложив руки под голову, закинув правую ногу на согнутую левую.

Через пару минут после вышеописанной ситуации дверь кабинета распахнулась, и в помещение вошел седой мужчина с аккуратно причесанными волосами лет пятидесяти, это был участковый пристав. Одет он был в темно-зеленый сюртук общеармейского образца с воротником того же цвета и с красными кантами. Вошедший был сильно взволнован, серые маленькие глаза его бегали из стороны в сторону, как у «жулика на рынке». Наконец он пересилил себя и произнес.

– Черкасов, на выход! – после этого собрался быстро уйти, но реплика пленника заставила его остановиться.

– Минуточку, Ваше благородие, – обратился к приставу Юрий, который даже не соизволил встать с койки, – как видите, я здесь не один, сейчас же выпустите остальных заключенных и мы уйдём с миром, вам же не нужны проблемы?

– Это неслыханная дерзость! – завопил полицейский, сидевший за столом, – как он смеет вам указывать, товарищ-капитан! Они все нарушители общественного порядка, хулиганы! Они наркотики при себе, как конфеты носят, а мы их так просто возьмём и отпустим! Этого не должно быть! – с досады он снял очки и стал усиленно тереть и без того покрасневшие глаза.

Начальник на это ничего не ответил, лишь бросил перед ним на стол связку ключей, повернулся и ушел.

– Ну что сидишь, уставился, – снова оживился Кентавр, – давай, открывай эту чертову дверь.

Через несколько минут пленники, уже пройдя от участка квартал, стали ловить такси. Черкасов, который задержался немного в участке, был удостоен аудиенции самого товарища министра внутренних дел, по совместительству, приходившемуся ему братом.

Дмитрий Николаевич Черкасов, был мужчина лет сорока: высокий, солидный, с широким энергичным лицом лидера с и атлетической фигурой. Одет он был богато, но не вызывающе: черный цилиндр и сюртук из дорогого материала, великолепно сидящие брюки. Всем своим видом он старался показать своё высокое положение и влияние в обществе, хотя и совсем немного ему было свойственно малодушие.

С юных лет он рос в условиях жесткого отцовского контроля всей его жизни. В начале, был очень тихим, робким ребенком. Но отец был великолепным психологом от природы: он понимал, что для того, чтобы Диме выжить в этом суровом мире, ему нужно измениться. Он стал его готовить к жизни, что позже отметил в своих мемуарах. Лучшие учителя по фехтованию, французская борьба с десяти лет. Часто он заставлял сына вопреки его желанию вступать в конфликт с ровесниками. Затем Дмитрия Черкасова отправили в юнкерское училище, после которого юноша точно решил связать свою судьбу с армией. Отнесен он был по успехам в науках к I разряду. Дмитрий прекрасно разбирался в артиллерии, имея по этому предмету всегда наивысшую отметку, в чем помогли феноменальные математические способности. В звании подпрапорщика его отправили на службу в Гренадерский мортирный дивизион и вскоре повысили, отправив в штаб. После повышения началась «Великая война». В самом её начале, Дмитрия отправили в Германию в качестве военного советника. По возвращению на родину поступил в Петербургский государственный университет, окончил физико-математический факультет, получив степень кандидата физико-математических наук. Долгое время работал на кафедре, затем в администрации университета. В конце 20-х перебрался на работу в министерство внутренних дел. Благодаря своей усидчивости, Дмитрий Черкасов быстро стал расти по карьерной лестнице. И наконец, в 1930 году получил должность товарища министра. С братом Юрием они очень отличались характерами, но было одно общее горе: не могли никак наладить свою личную жизнь.

– Ну что, братец, допрыгался? – присев на койку рядом с лежащим Юрием, произнес товарищ министр. Сделав паузу, он продолжил, – Юра, ты меня своими выходками до могилы доведешь, что же ты меня так позоришь? Ведь я к тебе со всей душой всегда, а ты… – Дмитрий махнул рукой в сторону молчащего брата, – Остепениться пора: на службу в министерство возьму, только скажи да.

– Ну, извини, так получилось. Благодарен тебе, что вытащил из этой задницы, но, а по поводу остепениться… избавь брат, не моё это в министерствах ваших хвосты «всяким благородиям» заносить.

– Так вот ты, какого мнения обо мне, Юра, – с досадой произнес старший брат, – службу отечеству, называешь «заношением» хвостов.

– Ну, а как по-другому это назовешь? Бегаете перед вашим начальством на задних лапках, а сами в душе их призираете: атмосфера лицемерия, обмана, стукачества. Возвели себя в эталон успешности и живете, припеваючи, а империя по швам уже трещит от таких хозяев как вы.

– А ты, что сделал для империи? – возмутился Дмитрий, – да, ты воевал, не спорю! Почти герой был. Если бы не твоя дурная башка, по службе продвинулся бы. А сейчас вызнаешь, сколько дырок на трусах у князя Долгорукого, или кто стал очередным любовником графини Эдинбургской. Да, велика твоя польза отечеству, – разведя руками, произнес товарищ министр.

– Я не позволяю тому дерьму, которое разлагает империю, утонуть. Оно сплывает на поверхность водной глади и его остается лишь убрать. Только вот беда! Никто это делать не торопится.