Александр Дичиков - Загадка древнего завета. Исторический детектив

«Горе тем, которые думают

скрыться в глубину»

(ИСАИЯ 29—15)

Маршал не хотел уезжать, ссылаясь на необходимости присутствовать на военных маневрах в Киеве. Когда ему вежливо отказали в просьбе, он попросил дать ему хотя бы три дня побывать в Киеве. Но ему снова культурно ответили, что в Киеве как-нибудь попробуют справиться без славного министра.

Чтобы действительно в Киеве не остались без «мудрого» руководства, туда прибыл сам товарищ Н. С. Хрущёв со своими близкими помощниками Козловым и Брежневым Руководитель государства в отсутствие министра обороны встретился с командующими округов, и хорошо прощупал их личное мнение о министре. При этом, хитрый Никита Сергеевич в своих разговорах сам подбрасывал различных «ёжиков» против Жукова, чтобы честнее развязать языки генералам и маршалам. Как и обычно, это ему вполне удалось. Пить водку и развязно болтать в стране всегда умели.

И пока Жуков старательно наводил дружеские мосты с социалистической Югославией, в стольной Москве состоялось заседание Президиума ЦК, где был поставлен наболевший вопрос о политической работе в армии. Михаил Суслов всем заявил, что Жуков называет политработников простыми болтунами, которые уже вот уже сорок лет твердят одно и то же, и старыми котами.

В заключительном слове товарищ Хрущёв указал, что когда в своё время великий Сталин бесновался против Жукова, то он лично старался отстаивать маршала перед генсеком. При мёртвом Сталине об этом можно было заявить безболезненно. Однако, дорогие товарищи, продолжил Первый, не надо же злоупотреблять доверием и добрым отношением. Если Жуков умышленно принижает роль наших политработников, то, значит, он готовил нам нечто вроде Кронштадского мятежа.

А в это самое время в ведущих советских газетах публикуются обширные материалы о высоком заграничном визите товарища Жукова. В честь высокого советского гостя устраиваются дипломатические приёмы, даются пространные интервью.

«Ещё несколько дней сверх,

и ужаснётесь, беспечные»

(ИСАИЯ 32—10)

Генерал Штеменко, над которым в силу ряда причин тоже сгустились тучи, всё же сумел как-то проинформировать министра о том, что происходит в родной стране. Министр сразу прерывает свой визит и вылетает в столицу.

Привычные бахвальство и самоуверенность не могли сразу рассеяться за полдня, и маршал гневно отвергает упрёки: « Вывод считаю диким…», « Прошу назначить комиссию…» и так далее.

Вечером он важно звонит по телефону товарищу Хрущёву и выражает своё огромное недоумение. Мол, я не могу понять, что такого произошло за эти дни. Мол, перед моим визитом в Югославию не было никаких вообще проблем и претензий. И вот, приезжаю домой, и сразу свет перевернулся, и столько претензий, и в чём тут дело.

Маршал должен был помнить, как честно извинялся перед генералиссимусом, как последний выдворил его в Одессу. Он не ставил тогда таких патетических вопросов.

«Сердце твоё будет только

вспоминать об ужасах» (ИСАИЯ 33—18)

На пленуме Центрального Комитета товарищ Суслов сообщил всем, что Жуков рассматривает нашу армию как свою личную вотчину. Суслов при этом высказал интересную мысль о том, что нет ни грана марксизма-ленинизма в том, что генерал на белом коне вдруг спасает страну.

Маршал Бирюзов отметил, что с приходом Жукова в Министерство обороны создались просто невыносимые условия. Если чей-то вопрос не совпадал с мнением Жукова, то докладчик получал многие оскорбительные эпитеты.

Маршал Соколовский добавил к сказанному, что поведение Жукова прямо вело к тому, чтобы армию прибрать к своим рукам.

С особым вниманием участники Пленума ждали выступления прославленного полководца Рокоссовского. Константин Константинович указал, что ещё и на войне основным и большим недостатком Жукова была откровенная грубость – он мог запросто оскорбить человека, всячески его унизить. В то время управление Западного фронта все называли матерным управлением. От Жукова обычно слышали сплошной мат и ругань с угрозой расстрела.

Новым министром обороны стал Родион Малиновский. На Пленуме Малиновский сказал, что Жуков малообразованный человек, но с сильным характером. Малиновский сообщил, что когда работал с Жуковым, думал так- будет он хамить, будет меня оскорблять, и я буду его ругать, а если вдруг он меня вдарит- я ему тоже заеду неплохо.

В своих «эпохальных» воспоминаниях Жуков детально расписывает свои необыкновенные подвиги. О событиях 1 9 4 6 года и 1 9 5 7 года маршал скромно умалчивает. Забыл он рассказать настоящую правду и о тридцати тысячах советских солдат, лёгших в землю в Германии на зееловских высотах в апреле 1945 года.

Товарищ Жуков так и не смог войти в число верных учеников- по причине своей гордыни и необыкновенного тщеславия. При всём уважении к «отцу народов» он не имел в себе главного- смиренности перед учителем и перед учением. В сорок шестом году советские маршалы его не критиковали, хорошо зная, что если будет расправа с одним маршалом, то полетят потом и другие.

В Книгах Нового Завета ярким образом верного ученичества в противовес маршалу Жукову выступает Иоанн Креститель. В отличие от Жукова Иоанн уверенно подавляет в себе малейшие ростки тщеславия. Он совсем не намеревается создавать диверсионную школу на 1700 мест. Крестителю не нужны спецназовцы и омоновцы.

Многие богословы полагают, что Креститель принадлежал к ессеям, державшимся строгих правил жизни, и в их славном обществе получил своё образование. Нет ничего предосудительного в таком резонном предположении, так как эти ессеи – это далеко не троцкистские группировки. Честные нравы и аскетические обычаи были хорошо известны Иоанну.

Но нельзя всё же допустить, что сам Креститель принадлежал к числу посвящённых ессеев и от них заимствовал свои политические воззрения.

Жизнь и судьба Иоанна производят на наблюдательного историка впечатление, совершенно противоположное тому, какое в своё время производили эти ессеи. В среде ессеев Иоанн не мог никак найти себе полного удовлетворения.

«И спрашивал его народ:

что же нам делать?»

(ЛУКА 3—10)

Для его очень сильной натуры нужна была истина более объемлющая, чем та, какой довольствовались ессеи. Он пытливо ищет, как и молодой Ульянов, более лучшего совершенства, потому что окружающая его обстановка ему не нравится. В уединении он старается как-то оценить мудрость современного поколения. Он зримо видит нравственную бедность человечества, и желает новых откровений. Он грустно скорбит об ослеплении людей.

«Сотворите же достойный

плод покаяния»

(МАТФЕЙ 3—8)

Становится понятным на примере того же юного Ульянова, что в этом гордом человеке, скитающимся в стороне от родины, мало занятым думой о своём продовольствии и одежде, собирается и готовится сила, могущая поразить и романовскую династию и целые поколения честных людей. А чувствовали ли это современники Иоанна Крестителя?