Борис Ковальский - Наблюдатель

Виктор посмотрел в окно.

– Метров тридцать?

– Если не больше. Мы подумали, что взорвалась цистерна на Фабрике, но потом этот треск, визг, и…

Алиса замолчала, застывший взгляд ее больших глаз устремился сквозь окно на дорогу. Тонкие пальцы перебирали цепочку с крестиком.

Виктор хотел еще спросить что-то, но раздался звон колокольчика – в магазин вошел полицейский огромного роста. Фиолетовый бушлат и шапка его были усыпаны снегом. Виктор подхватил пакет и направился к выходу.

Проходя мимо полицейского, краем глаза он уловил, как тот, будто оступившись, стал заваливаться назад. Угол крена показался Виктору чересчур значительным, и он выставил руку, уперев кулак прямо в букву «П» термотрансфертной надписи «ДПС» на широкой спине.

Полицейский обернулся. В его лошадином лице отразилось искреннее, почти детское удивление. Он протянул неуклюжую руку, будто захотел дотронуться, но Виктор шагнул назад, и неловкая рука, упакованная в толстый рукав с двумя светоотражающими полосами, задела стенд со жвачками, с грохотом его опрокинув.

Виктор заметил, что никто в магазине – ни охранник, ни девушки-кассирши – никак не отреагировали на это. Они сидели неподвижно, словно восковые фигуры, не обращая внимания на шуршание обертки и треск карамели под тяжелыми полицейскими ботинками. Этот шум в абсолютной тишине резал слух, словно ржавые ножницы бумагу.

Виктор пожал плечами и вышел на улицу.

Звон в голове – порождение тишины. Такой вывод он сделал, когда свернул за угол магазина и обнаружил, что ни один фонарь вдоль дороги не работал.

Свет, исходивший от окон ветхих одноэтажек, отражался от белого полотна, в которое снегопад превратил дорогу. По краю тянулась цепочка ее следов. Поначалу Виктор старался ступать по ним, но мелкий пылеобразный снег стремительно заметал все вокруг и у детской площадки, от следов уже ничего не осталось.

Он шел вдоль длинного двухэтажного барака, морщась от снега и поглядывая на черные окна. Лишь в двух из них чернота смешивалась с синим мерцанием телевизоров. Пенсионеры рано ложатся. Кажется, это дом бывших рабочих. Где-то здесь, неподалеку, была фабрика. Он часто слышал о ней и встречал упоминания – в обрывках разговоров, названиях переулков, остановок, надписях и указателях на заборах, но не знал и по большому счету не хотел знать, что она производит. Местные называли ее просто – Фабрика.

За два года жизни в деревне он так и не смог привыкнуть к чистым звукам природы, зимой чаще сводившимся к тишине, изредка прерываемой собачьим лаем и ревом моторов со стороны шоссе. Ей нравилась тишина, ему поначалу тоже. По крайней мере, он думал, что нравилась. Он говорил, тишина настраивает его на мистический лад. Иногда, возвращаясь, домой поздно, вот как сейчас, например, – сквозь снегопад и атмосферу фантастического безлюдья – он думал о том, как много в России мест, куда не ступала нога человека и где по этой причине может твориться все что угодно.

Виктор пересек автостоянку, миновал освещенную площадку у подъезда пятиэтажки, подошел к краю футбольного поля, и поднял взгляд. Он всегда это делал – и зимой и летом. Просто чтобы оценить расстояние и еще раз взглянуть на свой новый дом со стороны.

Он даже не сразу понял, в чем дело. Смахнув с лица снег, Виктор прищурился на черные окна квартиры, ощущая, как вместе с нарастающими ударами сердца вокруг позвоночного столба концентрируется какой-то лютый острейший холод. Дыхание споткнулось, будто от удара под дых.

Через секунду, не обращая внимания снег, коловший лицо, попадавший за воротник и лезший в ботинки, он с трудом преодолевал заснеженное поле. Сквозь густую белесую изморось впереди, над входом, словно ориентир, прыгал тусклый фонарь. Сильно чесался нос, но он не замечал этого – в удивительной тишине до слуха доносилось только сбитое дыхание и монотонный звон. Где-то на задворках сознания блуждала слабая мысль о безумии, о том, как глупо он будет выглядеть, когда начнет объяснять испуганной жене, что с ним случилось. Но эта мысль таяла с каждым мгновением, и причиной тому был не просто выключенный на кухне свет, хотя он знал, что ноутбук жены всегда находился там. В конце концов, она могла просто перенести его в комнату.

Ворвавшись в подъезд, одним прыжком он преодолел пять ступенек и дернул за ручку первую дверь. Заперта. Он не стал звонить или стучать – что-то подсказывало, что не стоило этого делать. Связка ключей выпала из трясущихся рук. Виктор поднял ее, с трудом выбрал самый длинный, вставил в замок, сделал два оборота. Щелчок. Дверь беззвучно ушла в темноту.

В груди что-то оборвалось и, перекрыв на секунду дыхание, рухнуло вниз.

Ведомый стремительно тающей надеждой, что вот-вот найдется один ответ на все вопросы, он вошел в квартиру и включил свет.

Пять секунд понадобилось, чтобы обойти крохотную квартиру, оставив повсюду кучи снега, который скоро превратится в грязь. Заглянул на кухню и ванную. Пусто. Ее здесь не было с самого утра. Наспех убранная кровать. На ней – расческа, брошенная утром второпях. На столе – забытая «флешка».

Скрутившая внутренности паника уже тянула свои холодные щупальца к голове, но он устоял, пока были силы. Доставая телефон, Виктор ощущал, как звон в ушах становится почти нестерпимым.

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Через два часа его накроет первый приступ. Через три – начнет выворачивать наизнанку.

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

На следующую ночь, под звуки фейерверков и пьяных криков под окнами, звон, наконец, утихнет, уступив место пульсирующей боли.

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Эта боль не оставит его никогда.

Эпизод 1

Суббота, 13 августа

Перед тем как отправиться в душ, он решил еще раз взглянуть на свой старый «Фольксваген». По правде говоря, времени на это не было, но мысли о будущем старой машины не отпускали. Минута расставания приближалась, воображение рисовало спущенные шины, охваченный коррозией кузов, медленно и неумолимо разрушаемый дождем и снегом.

Он ощутил легкий укол совести. Сядет ли теперь за руль его старого друга тот, в ком загорается светлое чувство, когда из-под капота раздается бодрое урчание, а в лицо дует ветер дальних странствий? Хотелось бы верить. Но он понимал – если кто и сядет теперь, то лишь для того, чтобы взломать приборную панель и снять отпечатки пальцев. «К черту кусок хлама», – сказал бы брат и оказался прав, как всегда, особенно теперь, когда он мог купить десяток новых фольксвагенов. И все же, доставая из холодильника пакет сока, он почувствовал, как глаза наполняются слезами.