Дмитрий Сафонов - Ласковый убийца

– Не думай, что я такая… – задыхаясь, сказала Нина. – Вообще-то, я не так воспитана.

– Не так, как я? – задушевно спросил Топорков.

– Не так…

– Я знаю. Меня воспитывала улица, а потом – суворовское училище. Я вижу, что ты – воспитана не так, – успокоил ее Валерий. Он погладил ее твердые выпуклые ягодицы, потом подхватил на руки и понес в комнату. Кофе выплеснулся на плиту и зашипел, распространяя по квартире одуряющий аромат.

– А как же наш кофе? – закрыв глаза, сквозь истому произнесла Нина.

– Не думай о нем… Все равно он тебе не поможет, – Топорков осторожно расстегивал на ней блузку.

– Я думаю только о тебе. Нет, о нас с тобой, – поправилась Нина.

Его губы взяли в плен ее соски, и он с размаху вошел в нее на середине комнаты…

БОЛТУШКО.

Болтушко медленно катился по серому шершавому асфальту: солнце еще не успело хорошенько его прогреть, поэтому жара чувствовалась не так сильно. Алексей Борисович включил левый указатель поворота и с превеликой тщательностью, словно следуя невидимой разметке, съехал с дороги на пыльный гравий стоянки. Он остановился, немного не доехав до мальчишки: так, чтобы машина осталась в правой части кадра.

Он сильно нервничал, пытался взять себя в руки, но ничего не получалось. Желая получше рассмотреть тех, кто сидел в белой "копейке", он снял очки, потом вспомнил, что в очках выглядит солиднее, и снова их надел.

В белой "копейке" передние стекла были опущены, и Болтушко увидел двух человек отталкивающей наружности. Они были чем-то неуловимо похожи друг на друга: оба мордатые, небритые, неопрятные. Сквозь задние стекла невозможно было что-либо рассмотреть.

"Значит, их по меньшей мере двое", – смекнул Алексей Борисович. Он оставил ключи в замке зажигания, машину глушить не стал и распахнул дверцу.

Две круглые морды повернулись в его сторону, две пары мутных глаз уставились на него.

Алексей Борисович вышел из машины, приосанился, провел руками по телу, словно оглаживая себя, задержался на мгновение на груди (где в нагрудном кармане лежали доллары) и на ягодицах (где в заднем – лежал баллончик).

Никакой реакции не последовало – даже выражение мутных глаз осталось прежним.

Тогда Болтушко обратил внимание на свои ботинки, особенно – на правый, сделал вид, будто бы только сейчас заметил нечто, прилипшее к подошве и несколько раз энергично топнул ногой.

И это не вызвало интереса.

Тогда он стал прогуливаться позади мальчишки, насвистывая какой-то идиотский мотивчик: что-то вроде "Зайка моя". При этом он то и дело поглядывал на часы: пройдет в одну сторону пять шагов – посмотрит на часы, вернется обратно – опять посмотрит.

Наконец-то его заметили. Со стороны белой "копейки" послышался хриплый голос:

– Эй ты, чучело! Ты, что ли, бабки привез?

Болтушко опешил: ведь Марина рекомендовала его как бандита. Почему же никакого уважения? Он остановился, вперил долгий и пристальный взгляд в то место, откуда донеслись эти слова, и, стараясь, чтобы голос не дрожал, звучно спросил:

– Это вы мне, что ли?

Он пытался быть надменным и даже животиком слегка колыхнул и подбородочек задрал.

– Тебе, а кому же еще? Баклан ты помойный. В шары долбишься? Ведь здесь больше никого нет! – продолжал тот же голос.

Алексей Борисович не нашелся, что ответить. Он дернул головой, отвернулся и плечами пожал – мол, не привык, чтобы со мной разговаривали в таком тоне.

А его наглый собеседник и не думал успокаиваться:

– Эй! Сюда иди!

Болтушко, с трудом сдерживая нечаянную дрожь в коленях, вдруг повернулся и гордо вымолвил:

– Если тебе надо, сам иди.

– Я подойду – ты ляжешь, придурок, – пообещал небритый.

Но Алексей Борисович собрал все свое мужество и не тронулся с места. Напротив, он даже немного отступил назад.

Причина такого отчаянного поведения была очень проста: Болтушко боялся, что бандиты не войдут в кадр, и тогда из его затеи ничего не выйдет. Нет, так нельзя! Надо ломать свою жизнь. Ломать через колено! Рано или поздно! Собственно, это делать никогда не поздно. Вот сейчас, например. Сейчас будет видно: кто он такой, Алексей Борисович Болтушко – рыцарь без страха и упрека или так себе – вечный ведущий рубрики "Криминальная хроника недели"?

Эта мысль подбодрила его: настолько, что он собрался с духом и с вызовом через губу процедил:

– Да пошел ты… Бычара деревенский…

Уже потом, анализируя произошедшее, Алексей Борисович пришел к выводу, что все сделал правильно, кроме, пожалуй, вот этого, последнего, замечания. Люди стали как-то очень болезненно реагировать на правду. Нет, в самом деле, если бы он не сказал "бычара деревенский", то, может быть, на два зуба у него осталось бы больше. Да и ребра были бы целы… Впрочем, не факт. Ничего нельзя утверждать со стопроцентной уверенностью.

Передние двери "копейки" открылись одновременно. Оттуда показались два детины. Они вышли и стали внимательно смотреть по сторонам. Потом, убедившись, что никого рядом нет, решительно направились к Болтушко. Подошли и встали в метре от него.

– Бабки у тебя? – спросил тот, что постарше.

– У меня, – Болтушко держал дистанцию; он описал полукруг и встал спиной к камере.

– А хули ты тогда выпендриваешься? – нервно спросил второй. – Давай их сюда.

Болтушко не нашелся, что ответить. Он осторожно достал из кармана пачку долларов и протянул бандитам. Тот, что помоложе, еще раз огляделся – очень нервно, как показалось Алексею Борисовичу, и схватил пакет с деньгами. Он отошел за спину старшего, вскрыл пакет, пересчитал и коротко бросил:

– Нормально. Пошли.

– Сейчас, – ответил старший, не спуская с Алексея Борисовича глаз. – Так ты говоришь, московский? А, козел?

Болтушко понял, что наступает самый неприятный момент их свидания. Но думал он только об одном: как бы остаться на этом самом месте и не заслонять спиной объектив.

– Сам козел, – со злобой пробурчал Болтушко.

– Ах, я козел? – раззадоривая сам себя, надвигался на Алексея Борисовича старший. Он сжимал и разжимал огромные кулаки. Болтушко четко разобрал у него на правом предплечье татуировку: покосившийся кинжал, розу и отвратительного вида змею, обвивающую весь этот натюрморт неравномерно толстым пятнистым телом, походившим на старый огородный шланг. – Да за козла ответишь, – хрипел детина, и его глазки под рыжими ресницами налились кровью, а в уголках рта показалась грязная пена.

Алексей Борисович поднял руки и прижал локти к туловищу. "Сейчас будет драка", – мелькало в голове. "Но убегать нельзя. Во-первых, пусть их получше камера возьмет. Во-вторых, будут вещественные доказательства. А в-третьих… А в-третьих, чего мне убегать от этих ублюдков?"