Марина Беликова - Чтобы родиться вновь

Кевин обернулся.

– Да не осуждаю я вас. Я не из полиции и не из шпионов, о которых вы мне тут все уши прожужжали, а журналист. И мне сейчас нужна любая информация о вашем бывшем жильце Патрике Слейне: как он жил, есть ли у него родственники или друзья, чем он в последнее время занимался и приходил ли к нему кто-нибудь?

Женщина, выслушав Кевина, вновь затараторила:

– Я знала Патрика, он, конечно, был не из приветливых, но все же с ним пару раз общалась, могу, может, вам помочь.

– Миссис, извините, не знаю вашего имени.

– Зовите меня Долорес, – быстро подхватила дама.

– Итак, Долорес, – Кевин спустился на три ступеньки, – расскажите поподробнее, что он был за человек, с кем и как проводил время?

– Патрик, – начала женщина, – всегда, сколько его помню, жил один, никого к себе не приводил. О родственниках его ничего не слышала, иногда он выходил в магазин. Здесь неподалеку открыли большой супермаркет, – похвасталась Долорес. – Покупал молоко, хлеб, мясо он не любил, а может, не признавался, что просто денег не хватает. Но на бутылочку все-таки находил, правда, в последнее время он говорил, что бросил это дело. По пятницам Патрик посещал какие-то собрания, возвращался поздно, каждое утро гулял возле дома и ворчал, что его любимый парк вырубили и теперь здесь одни небоскребы. Конечно, строительным компаниям глубоко плевать на потребности таких маленьких людишек, как мы, – снова завела свою шарманку Долорес, но Кевин перебил ее.

– А чем Патрик занимался? Откуда брал деньги на еду, оплату жилья?

– Да он пенсионер, ничем не занимался, а что ему делать в 70-то лет? – возмутилась Долорес. – Он ходил-то с трудом, у него была какая-то болезнь, Паркин… Как там дальше, не помню.

– Паркинсона? У него было заболевание Паркинсона? – нетерпеливо спросил Кевин.

– Да, Патрик сказал, что ему недолго осталось. Ну, жаль было старика, но все мы под Богом ходим.

– Долорес, вы упомянули о собраниях, которые посещал Патрик по пятницам, он случайно не рассказывал ничего об этом? Попробуйте припомнить, это очень важно, – Кевин с надеждой посмотрел на собеседницу, но та отрицательно покачала головой.

– А какие-то письма, сообщения на его имя приходили?

Долорес задумалась.

– Писем определенно не было, а вот пару недель назад ему прислали счет из какой-то клиники, – припомнила наблюдательная Долорес. – Я еще удивилась, откуда у старика такие деньги, никакой пенсии не хватит, чтобы заплатить даже половину.

– А какая это была сумма? – осторожно поинтересовался Кевин.

– Пятнадцать тысяч долларов. Патрик аж весь позеленел, когда увидел эту бумагу. Неудивительно, сама была бы в шоке. Я тогда спросила у него, за что с него требовали такие деньги, но он как-то странно на меня глянул и промолчал.

– А что это была за клиника, может, помните название или адрес?

– Нет, название я не рассмотрела и адрес, к сожалению, не запомнила.

– Может, он заказывал лекарства в клинике, чтобы как-то справиться со своей болезнью? – предположил Кевин.

– Да откуда мне знать, – с раздражением брякнула Долорес, – вы журналист, вот и выясните.

Вдруг дама резко замолчала. Широко раскрыв свои бледные серые глаза, она зашептала, чуть подавшись вперед, ближе к Кевину.

– Я знаю, кто на него напал! – ее вдруг осенило. – Это из администрации, убирают нас по очереди, по одному. О! Мы обречены!

Запричитав, женщина повернулась спиной к Кевину. Она забыла о нем, все ее мысли теперь были заняты безумной идеей, догадкой о заговоре ненавистной ей администрации против них – маленьких людей.

Кевину это было на руку, он узнал если не все, то почти все, что хотел. Журналист должен дорожить любой информацией, только через некоторое время он отсеет то, что не нужно. К тому же он отделался, наконец, от этой надоедливой параноички.

Уже через 20 минут Кевин спокойно сидел в уютном кафетерии и, поглощая горячий капучино с восхитительной пенкой и тающие во рту чудесные свежие круассаны, обдумывал полученные данные. Одновременно с этими, по его мнению, важными занятиями он перелистывал газеты, которые брал из пухлой стопки на столе и искал любую информацию, которая хотя бы косвенно относилась к совершенным нападениям.

Зазвонил мобильный. Кевин посмотрел на дисплей. Это была Лора.

– Райт слушает, – Кевин попытался придать голосу низких частот, чтобы звучать более солидно.

– Это Лора Дженнингс, вы посещали меня в больнице на днях.

– Да, я сохранил ваш номер в телефон, – приветливо заметил Кевин.

– Я тогда предложила вам свою помощь и хотела напомнить об этом, не могу сидеть сложа руки, полиция молчит, ничего никто рассказывать не хочет, а я хочу знать, в чем дело.

«Ну, теперь возомнит себя детективом, – подумал Кевин, – а может, ей от безделья деть себя некуда?»

Как бы прочитав мысли журналиста, Лора продолжила:

– На самом деле меня пока не пускают на работу, а я не знаю, чем себя занять. Не хочу сидеть без дела и жалеть себя. Не привыкла с детства, – решительно заявила Лора, – так что я с вами, а если откажете – замучаю бесконечными телефонными звонками.

Кевина позабавила напористость девушки.

«Да ладно, черт с ней, – подумал Кевин, – ну поболтается со мной пару деньков, поймет, что все безнадежно, потеряет интерес и вернется к своей прежней жизни, забыв все произошедшее как кошмарный сон».

– Хорошо, – согласился Кевин, – приезжайте на улицу Вилсон в кафетерий «Парадайс», я сижу недалеко от двери справа, хочу угостить вас кофе, заодно и разберемся, что к чему… – Кевин не успел закончить фразу, как услышал гудки в трубке.

Через 15 минут напротив него уже сидела Лора и быстро поглощая черный кофе без сахара, просматривала записи журналиста. Кевин поморщился, представив себе горький терпкий вкус: он сам всегда пил либо сладкий капучино, либо латте. По его мнению, напиток, даже алкогольный, должен был быть вкусным или хотя бы приятным на вкус. Хотя о вкусах не спорят. Это как маслины: кто-то их любит, а кто-то не может есть.

Пока девушка пила горький напиток, Кевин бессовестно разглядывал ее. Лору нельзя было назвать красавицей, но она была красивой. Такие не становятся моделями, но могут стать талантливыми актрисами – из-за своей внутренней красоты и индивидуальности. Если Лора улыбалась, то делала это искренне, простодушно, наивно, при этом улыбалось все лицо, в особенности глаза. Если она была чем-то недовольна или озадачена, ее губы сжимались, щеки втягивались, а между бровями появлялась глубокая морщинка, и глаза приобретали соответствующее выражение. На ее лице, казалось, было написано все, о чем она думала и что творилось в ее душе. У девушки были не совсем правильные черты лица, но это не портило всю картину. Кевину сразу понравились ее глаза – хамелеоны, в зависимости от освещения они становились то серыми, то зелеными с широкими темными зрачками. Взгляд был внимательным, испытывающим, порой недоверчивым и хитроватым.. Кевину вдруг захотелось больше узнать об этой обаятельной девушке, но он сознавал, что после совместного дела их ничего уже не будет связывать и, возможно, он ее больше никогда не увидит.