`Ohsar G. Swan - Pro человека человечеству. Том I

По выходу из данной психушки, заведующий отделением меня предупредила, что в целях моей безопасности мне не стоит больше наведываться в столицу страны, как и по месту проживания отныне необходимо избегать публичных мероприятий и скопления народа, поры «перестроечной» действительности страны. Не прислушался и оказался, после года тюремного (подследственного) заключения, на год на принудительном лечении теперь уже в республиканской, РСО-Алания, психушке. Меня задержали при «досмотровом контроле» на авиарейс из Владикавказа в Москву, обнаружив «при мне» гашиш. Причём, сперва его обнаружили в папиросе, вложенной в початую пачку сигарет «Темп», якобы выуженной из кармана моего пиджака. Но в другом кармане моего пиджака была початая пачка сигарет «Bond Street», початый блок которых затем для досмотрщиков выявился и в ручной моей клади. А потому меня сопроводили в уединённую досмотровую и без присутствия понятых предъявили, что нашли при мне ещё «камешек» гашиша. Следствие проходило со множеством нарушений УПК страны. Тем не менее вина моя не была доказана – вследствие чего меня принудили съездить на судебно-медицинскую экспертизу в столицу страны, в институт им. Сербского, после чего, по возвращению, и заперли в республиканскую психушку на принудительное лечение.

Надо заметить, что в первые же сутки моего нахождения в республиканском СИЗО (следственном изоляторе), меня до «полусмерти» избили надзиратели, под руководством «прежнего» сотрудника КГБ (чем он сам по нетрезвости бравировал, считая, что тем самым, статусом, приоритетней прочих), и проволоча моё окровавленное тело по тюремным коридорам, закинули в одиночный карцер, где я вскоре и очнулся, в первый раз побывав и вернувшись с того света. После этого мне удалось через следователя пожаловаться в прокуратуру на избиение и прекратить их в данном СИЗО вообще. По переезду из тюрьмы в дурдом меня опять избили, но уже санитары психушки – на что в стране и по сей день жаловаться некуда, разве что заведующему отделением, офицеру КГБ, который и заказал избиение. В этой психушке меня и парализовывали, применением врачами недозволенных в лечении препаратов, а также оными усердно расщепляли клетки моего головного мозга, прежде прификсировав к кровати-шконке «на вязки». Только лишь усилиями моей младшей сестры Эммы* и её приятелей, имевших связи с сотрудниками спецслужб страны, мне через год и удалось «соскочить» с этой «прожарки»…

* `Emma(осет.) – С Ним (с нею, с этим) … `Em`Ma – С ним (с этим, с нею) Ещё… `E`Ma – И Это (сомнительное) Ещё (в придачу).

…Да и что такого, казалось бы, я сделал, чтобы меня убить в психушке? Но спецслужбам страны видней. В третий раз (и, надеюсь, в последний) я оказался в тисках психиатрии после того, как не ответил на предложение спецслужб дать мне всё, чего не пожелал бы, в обмен на пожизненную преданность им. По сути получалось, что я проигнорировал их предложение. Но просто так взять, да заточить в психушку относительно успешного по жизни и занятого на двух работах человека (в том числе президента информационно-коммерческого кооператива «Флагман»), которого все знают крайне адекватным, непрофессионально. А потому мне предъявили обвинение в групповом разбойном нападении, повлёкшем смерть потерпевшего. Три года был под следствием в СИЗО Нальчика – из них большей частью в «пресс-хате» (пыточной камере). За это время дважды вновь побывал в институте им. Сербского. Затем три года провёл в спец. психушках строгого (тюремного) типа надзора: месяц – в городе Черняховск, а остальное время – в городе Орёл.

В психушке первого города меня тщетно пытались заразить туберкулёзом, чтобы обосновать моё этапирование в психушку второго. Дело в том, что по «недалёкости» сознания и ума, и ввиду психической неполноценности, заведующая отделением в психушке Черняховска в ознакомительной приватной со мной беседе проговорилась о том, что на меня к ней поступило дело, о котором прежде не слышал и которое является основным для моей изоляции от общества. Согласно содержимому этого дела, я предстал перед ней не банальным уголовником, а социально опасным элементом, с её слов являющимся угрозой самому существованию всего русского этноса… В унисон слов не в меру (на моё «счастье») разговорившейся заведующей отделением, быстро проанализировал, насколько много спецслужбам страны известно о моих разработках совершеннейшего орудия тотального сокращения численности человечества – один из разработчиков которого оказался на вечной койке пожизненной психушки в пос. Чермен (РСО-Алания), тогда как судьбой прочих тогда слегка озаботился, ибо им меньше известно. Подробности в полном варианте «Pro». В данном же потом проинформирую о ещё несравненно более бесконечно всемогущей технологии, благодаря которой всякий избранный, которых вскоре на планете станет многие тысячи, сможет реально (по настоящему) физически преображать всю Вселенную (Создателя) на свой индивидуальный вкус, с санкций на то от самого «Абсолюта».

Инстинктом самосохранения почувствовав угрозу жизни, с серьёзным видом поправил визави, что речь по существу вопроса вовсе не о «русских», а о тотальном сокращении численности «китайцев» до 50—60 миллионов душ, в масштабах всей планеты. Зав. отделением, у которой и с юмором не лады, округлила глаза, слегка открыла рот и по меньшей мере с полминуты в таком состоянии оцепенения – которому я театральной паузой актёрского мастерства в беседе не мешал продолжаться, – тщетно пыталась вспомнить, что ей из дела недопонято или недопрочитано о «китайцах» и были ли «те» вообще в деле поминаемы. После этого она резко встрепенулась и целую минуту сумасшедше хохотала, едва не упав со стула. Понятно, что что-то мне неведомое сперва ей в своих мыслительных метаниях приделось смешным. Но потом ей было уже далеко как не смешно, ибо смех прекратить ей – оказалось делом не тривиальным. На шум в её кабинете относительно оперативно явились готовые меня скрутить в «бараний рог» санитары. Зав. отделением, не в силах остановить свой нездоровый смех, жестами рук, как будто отгоняя только ей видимых мух, «проинформировала» сотрудников, что всё под контролем и указала увести меня туда (в палату камерного типа), откуда прежде, по её требованию, к ней на аудиенцию и доставили.

МЦ как то сказала: «Слушай и помни: всякий, кто смеётся над бедой другого, дурак или негодяй; чаще всего – и то и другое». А потому над бедой зав. отделением не смеюсь. Тем паче, что на личном опыте информирован, что в беседе со мной у зав. отделением случился «приступ смеха». Со мной такое произошло во время учёбы в СКСТ. С кафедры уроков обществоведения регулярно, как «любимчик» преподавателя (позже побывавшего министром культуры РЮО, а ныне работника Осетинской церкви Владикавказа), вслух читал всей группе труды классиков марксизма-ленинизма и руководителей страны. Так читая в тот раз «Целину» Л. И. Брежнева, запнулся на словах, сообщающих об успехах борьбы в стране с наркоманией. Надо признать, что на перемене перед уроком с приятелями слегка «пыхнул» гашиша. Тогда это было просто и обыденно. На переменах в тёплое время года курящие (и не очень) выходили во внутренний двор техникума, где можно было, особо не церемонясь, примкнуть к кучке-другой даже незнакомых курящих, которые кроме сигарет курили и гашиш (а некоторые «некурящие» гашиш только и курили, если курили вообще). Так вот за компанию тогда с согруппниками сделал всего лишь четыре «ленивые» (не озабоченные ловлей кайфа) затяжки – которых в этот раз оказалось достаточно, чтобы «выловить ступор» на прочтении термина «наркомания».