`Ohsar G. Swan - Pro человека человечеству. Том I

От чего же, поинтересуетесь вы, такое внимание к моей персоне? Всё просто – как «божий день». Ещё до попадания в психушки Черняховска и Орла я проявился в незаурядных организаторских, ораторских и прочего характера способностях. Но этого мало. Ибо также проявился в том, что мой мозг безошибочно может относительно быстро просчитать то, что для того же непосильно всем суперкомпьютерам человечества (каждый из которых стоит десятки миллионов долларов США) – объединённым для расчётов в единую сеть. Так после окончания первого срока заключения и получения диплома техникума, по направлению Совмина республики год проучась в Ростовском инженерно-строительном институте (РИСИ), «спалился» в нём на том, что решаю задачи высшей математики способами, прежде науке неведомыми. Впрочем, сознаться, я их и не решал – ибо прогуливал уроки математики и до того о тройных логарифмах, математических суммах и прочей «фене» математиков ведал весьма приблизительно, – они по моему запросу сами решались в моём мозгу. Интересно и то, что решение в мозгу (с графиками координат и прочим) появлялось в виде медленно движущейся «бегущей строки», символы которой, опять же, мог окрашивать в любые цвета, как в ранее приведённом случае проявления во мне «приступа смеха».

И этого мало. Ибо я после решения задачи мог объяснить технологию её решения даже самым «тупым» из студентов, что ни одному математику человечества непосильно. После этих «трюков» (в том числе по предмету начертательной геометрии, вычислительной техники, истории КПСС и прочим) двоих студентов из моей группы, членов КПСС, завербовал КГБ для более тщательного контроля за мной. Моим информатором об этом стал тот из моих приятелей, который из-за того, что пока не партийный, сам не смог завербоваться – лишь рекомендовав спецслужбам страны для вербовки как раз тех самых двух, уже партийных согруппников. Эти вербованные о друг друге (по этой «работе») не знали и действовали исключительно автономно, чтобы доносить и на друг друга. Тогда как я об обоих знал и по исключению меня из института проинформировал о них всех согруппников. Впрочем, осуждать их было некому – все им в этом только позавидовали и по настоящему зауважали, ибо прежде в них ничего такого и наскрести невозможно было, за что бы их можно было хоть «вяло» уважать.

И этого мало? Тогда скажу, что после последнего воскрешения в психушке Орла мне позволили в палате иметь персональный телевизор, свежую прессу и прочее, а «пациенты», находившиеся со мной в самой большой палате отделения (человек так на 10—12) резко шли на реабилитацию (на поправку), не нуждаясь в прежнего характера интенсивной терапии психотропными препаратами. А ведь психические заболевания ни одному психиатру для излечения непосильны. Впрочем, сознаться, я тоже не парился излечением кого-либо и даже ни с кем из «пациентов» особо не общался – ибо мне ведомо было ещё до первого попадания в психушку, что душевные заболевания не менее заразны, чем туберкулёз, чума и прочие. Попросту те сами излечивались от одного моего круглосуточного присутствия с ними в одном замкнутом помещении. И это потому, что моя энергетика была сильней всех, вместе взятых, энергетик «сопалатников» (сокамерников), и она денно и нощно автоматически контролировала степень колебаний качества моей психической полноценности (адекватности). А потому, слогом Заратустры, «слушайте меня даже своими глазами, ибо голос мой – лекарственное средство для слепорождённых».

Выше упомянутое заключение было крайним в моей жизни. После трёх лет тюрьмы + трёх лет спец. психушек, меня перевезли на год опять в республиканскую психушку – откуда летом 1998 года чудом (содействием опять же моей семьи) освободился 4 июля, в День Независимости США и накануне августовского кризиса того года. После этого освобождения младшая сестра окончательно решилась покинуть страну, что вскоре и реализовала. В 2000 году, когда у отца уже были билеты на руках для индивидуального перелёта к младшей сестре в Барселону, его умертвили спецслужбы страны. За несколько месяцев до этого, аналогичного характера изготовления яд применили и ко мне. Случилось это в святилище Уастырджи в Беслане, где отец местного «мафиози», «который» пожизненно подвязался быть на «службе» у спецслужб страны, отмечал некое событие и куда он, виновник ритуального торжества, меня нижайше умолял приехать… Прежде, как условие моего согласия, успешно обговорил, что выпью только первые три тоста молитвы. Но в процессе застолья тот, с чьего посредства позже будет отравлен мой отец, адресовал мне в нарушение застольного ритуала «почётный бокал». Зная, что безопасно для опьянения могу выпить хоть несколько ещё таких, согласился… и через минут так 10 мне постепенно (поступательно) стало настолько плохо, что понял, что умираю.

Почувствовав, что вскоре умру, решил встретить смерть там, где останусь недоступным для людских глаз – в одиночестве, для предсмертной молитвы. Для реализации задуманного отпросился из-за стола и, крепясь силами (слегка «штормило»), прошествовал в уличный сортир на окраине пределов святилища. Там, в чётком осознании таяния моих физических сил, в предсмертном монологе в адрес Уастырджи и в ожидании прокрутки мне скоростной киноленты со всеми значимыми вехами моей жизни в данном воплощении (положительными и отрицательными), меня «пробило на смех». Нет, это не было «приступом смеха». Ибо мне реально стало смешно от самой мысли, что сейчас уже вскоре с Уастырджи и Богом по настоящему свижусь и обоим это может оказаться весьма как не в тему… Ну да – после этого стал осознавать, что физические силы медленно, но поступательно вновь возвращаются ко мне, как к банальному «мешку с говном», то бишь «человеку». А раз умереть и в этот раз не получилось и не нацелен был «прописаться» в этом «сортире-молельне» – решил использовать данное замкнутое укрытие по прямому назначению и скорей вернуться к прежде на время покинутому застолью. Посидев над толчком и относительно понапрасну слегка потужившись, решил, что «пора бы и честь знать». Оправившись от отравления и слегка от прочего в своём организме, вернулся ко столу как ни в чём не бывало и обратил внимание, как увидевшие меня отравитель и его заказчики сильно удивились – «праздник» для них не состоялся, как впрочем и для меня самого тоже.

После этого спецслужбы в очередной раз сделали мне заманчивое материальное и для увеличения статуса предложение для сотрудничества – опять же не уточняя круг моих полномочий и обязательств. Сказано было лишь то, что «работа не пыльная», но «до гробовой доски». Тогда прежняя (до свидания с Za) рукопись «Pro» была в завершающей фазе. Я не принял предложение. И в день, когда поставил последнюю точку в том варианте повествования, сердце моего отца прекратило биться. На его могиле и совершил ритуал предков, на крови поклявшись, что не сверну с выбранного пути – который и сократил годы как его жизни, так и годы жизней многих прочих, так или иначе содействовавших мне на моём пути познаний. Вот и остановите меня теперь – коль «соскучились» по неразрешимым проблемам как в отношении себя, так и своих ближайших родственников и, возможно, ещё не произведённого на «свет божий» потомства. «Рекомендую» в следующий раз исполнителям сотрудников спецслужб страны, «прости Господи», отделить мою голову от шеи (чему они относительно хорошо обучены), чтобы впредь, убивая меня, «гусей не смешить». Но нет, они пошли другим путём, несущим, на их взгляд, меньше трагедий (по «принципу бумеранга») их и их родственников физическим жизням. Они, как прежде и предупреждали, перекрыли мне все возможности легитимного заработка средств к существованию, обреча меня жить на нищенскую пенсию по «инвалидности».