Блейк Крауч - Хорошее поведение (сборник)

– Чейз. – Он стукнул своим низким стаканом по бокалу Летти, проглотил остатки виски, извлек лимон из таявших кубиков льда и, начав жевать кожуру коренными зубами, спросил: – Я привлекал вас к суду?

– Нет, не привлекали.

– Хорошо. – Он осклабился. – Я привлекал к суду половину жителей этого города.

Барменша принесла Чейзу новую порцию двойного «Пауэрса» со льдом и сменила его опустевший стакан.

– Но хочу вас о чем-то спросить, – сказала Летти, прикоснувшись коленом к его левой ноге.

– О чем же?

– Последние пять дней я читала «Ситизен таймс» от корки до корки, но об этом не было ни слова. – Чейз потянул виски из нового стакана, и Летти подумала: интересно, до какой степени он набрался, насколько он способен воспринимать ее слова? – Я звонила вам домой. Никто не берет трубку. Вы со Скайлером всю неделю живете в этой гостинице и каждый вечер приходите сюда и надираетесь до полного ступора.

Сквозь румянец от виски на его лице проступила бледность.

– Кто вы?

– Я была там, Чейз.

– Где? О чем вы говорите?

Летти наклонилась и зашептала ему в ухо:

– В номере пятьдесят два двенадцать в гостинице «Гроув-парк», когда вы встречались с Арнольдом Лебреком и наняли его убить вашу жену. Я стояла в стенном шкафу. И слышала абсолютно все.

Чейз откинулся назад. Вдруг стали отчетливо слышны все звуки стейк-бара: тридцать отдельных разговоров вкупе со звяканьем стекла и посуды.

– В прошлое воскресенье, – продолжила она, – я поехала к вам домой на Монтфорд. И все рассказала вашей жене…

– Господи.

– …а когда я уезжала, она держала господина Лебрека на мушке вашего «помповика» и собиралась звонить в полицию. Зря я ее с ним оставила… Но, как я только что сказала, в газетах ничего нет. О Дафне ни слова. Поэтому я сижу сейчас перед вами и спрашиваю, что случилось. Но прежде чем ответите, хочу сказать: я написала письмо в полицейское управление Эшвилла с подробным описанием из первых рук, и, если я вдруг исчезну, завтра его доставит туда мой приятель.

Концовка была ложью. Летти думала об этом, но дальше дело не пошло.

Чейз залпом опорожнил стакан и стукнул им по стойке.

– Почему вы не возвращаетесь домой? – спросила Летти. – Что вы там сделали в воскресенье утром, после того как я уехала? Что вы сделали с вашей женой?

Чейз схватился за стойку бара, стараясь унять дрожь в руках. Закрыл глаза, снова открыл. Барменша поставила перед ним новую порцию виски и забрала его тарелку с остывшим и нетронутым ужином.

– Вы даже не представляете, что натворили, – сказал он.

– Я еду к вам домой, – сказала Летти. – Сегодня. Я найду там ее труп? Скажите прямо – какой смысл сидеть здесь и все отрицать, будто ничего этого не было?

Целую минуту Чейз смотрел вдоль барной стойки, потом потер ладонями глаза, частично смазав крем. Еще раз жадно глотнув «Пауэрс», он сказал:

– Я встретил Дафну после смерти моей первой жены. Скайлеру было два года, мои родители на неделю взяли его к себе, позволили мне развеяться. Мы встретились в Ораньестаде. Про Арубу слышали? Дафна, если захочет, может быть очень даже общительной… Где-то через год после женитьбы до меня стало доходить, кто она на самом деле. Наша знакомая развелась, и Дафна утешала ее по телефону. Мелочь, конечно, но я вдруг осознал, что именно она делает. Моя жена умела так построить разговор, что казалось, будто она тебе сочувствует, а на самом деле она сыпала тебе соль на рану. Потом я был этому свидетелем не один раз. В том числе она так поступала и со мной. И с моим сыном. Ей будто доставляла удовольствие чужая боль. Наполняла ее душу черной радостью. Прошу вас, – пробормотал он, – не ездите туда. Оставьте все, как есть.

– То есть ваша жена оказалась стервой, и вы решили ее убить? Очень оригинально. – У Летти возникло сильное желание достать из сумочки свой пистолет «Беретта 84», сунуть его Чейзу под ребра, заставить поехать с ней и сунуть носом в то, что он сделал. Но она лишь слезла с высокого стула и сказала:

– Насладитесь свободой, Чейз. Этот вечер может оказаться последним.

Летти запарковала свой «бумер» у самого тупика и по дорожке поднялась к дому Рошфоров. Моросящий дождь окончательно обернулся холодным и призрачным туманом, и викторианская эпоха была представлена только фонарем, который отбрасывал свет на шеренгу высоких арочных окон на втором этаже. У входа она глянула сквозь мозаичную панель и увидела полоску слабо освещенного вестибюля – пусто.

Летти постучала в дверь, подождала, но на стук никто не вышел.

Она раскрыла незапертое третье окно. Приподняла шторку, увидела гостиную, которую освещала лишь настольная лампа на рояле, перелезла через спинку дивана с мягкой обивкой и закрыла за собой окно.

– Дафна?

Прошла через гостиную, поднялась наверх – под ногами поскрипывали половицы. Кровать в хозяйской спальне была разобрана: покрывало откинуто, простыни смяты, с боков свисает одежда.

Летти спустилась вниз, оказалась на кухне и, глядя на полную раковину грязной посуды, вдруг услышала звуки музыки – какое-то умиротворяющее адажио, – доносившиеся из дальнего угла дома.

Она обошла барную стойку и оказалась перед закрытой дверью в уголок для принятия пищи. Открыла ее. Звуки музыки усилились.

Перед собой Летти увидела ступени, уходившие на подземный уровень дома, стала спускаться по ним и вскоре шагнула на пол из клетчатого известняка. Слева в хозяйственной нише стояли стиральная машина и сушилка, вокруг – плетеные корзины с нестираным бельем, от которого попахивало плесенью.

Летти повернула направо, и музыка стала громче.

Она вышла из-за угла и остановилась.

Просторное помещение из кирпича было уставлено металлическими винными стеллажами, верхние ряды бутылок потускнели от пыли.

Рядом с мольбертом стоял американский проигрыватель компакт-дисков, тут же расположились комплект немецких кухонных ножей, коробки с марлей и повязками. С потолка винного погреба на продетых под мышками цепях – глаза Летти округлились – свисала Дафна.

Вдруг безжизненное тело шевельнулось и издало низкий воющий звук.

Это была не Дафна.

Летти узнала удушающие руки, вытатуированные на шее Арнольда Лебрека, – он тяжело поднял голову и уставился на Летти, а потом – на что-то у нее за спиной.

Она обмерла.

Заставила себя обернуться.

В пяти шагах от нее стояла Дафна, на ней – вымазанный кровью черный резиновый фартук и белая хирургическая маска; черные волосы прихвачены лентой, несколько прядей спадают на плечи.

Прямо в лицо Летти смотрело дуло «помповика», и что-то в этом черном отверстии навело ее на псевдофилософские мысли о смысле жизни. Больше не надо будет себя ненавидеть, избегать зеркала, слушать, как отец шепотом велит ей спать, читать книги о том, как научиться любить себя или стремиться стать кем-то, кем ты не можешь стать из-за своего ДНК… Из ружья на нее смотрела жуткая смерть, и не потому, что Летти была плохим человеком, а потому, что не пожелала быть еще хуже.