Аркадий Карасик - NEXT-3: Венок для Лавра

Упрёк в не солидной скоропалительности москвича? Ничего подобного — завуалированное желание найти предлог уклониться от двенадцатичасового базара, ограничиться беседой за кружкой пива. Так безопасней.

— В двенадцать состоится главный разговор. Я просто так выскочил из машины, поприветствовать.

Один из двух парней сопровождающих Сизаря закурил и пренебрежительно бросил:

— Мы польщены, милорд… Или как вас еще дразнят?

— Погаси! — приказал главарь и курильщик послушно вдавил сигарету в тарелку с солью. — Сам должен врубиться — человек не любит.

Они обменялись мнениями о погоде, ситуациях на фондовых и валютных рынках, на Лондонской и Токийской биржах, поинтересовались состоянием в разных общественных фондах.

— Надо же! — удивился Сизарь. — Везде все чудесно, и у нас, в Окимовске, — тоже. Я этих акций у обывателей полтора мешка набрал. Без принудиловки — сами добровольно несут, еще и облигации пятьдесят восьмого года норовят всучить, лохи. О чем торжественно и докладываю.

— Наглядный пример того, чем оборачивается своевременный выход на не захваченную игровую площадку.

«Куряка» недоуменно вытаращил глаза.

— Это вы о футболе?

— Нет, о регби, — опередив Лаврикова, ответил Сизарь. — Это мы базарим о регби, когда игра почти без правил.

— Правила определятся в двенадцать, — предупредил Федечка…

Друзья прошли в здание адмнистрации на удивление просто. Сработало старое депутатское удостоверение, предусмотрительно взятое с собой Лавром. Постовой милиционер, увидев «корочки», принял стойку смирно, даже щелкнул каблуками.

Первое препятствие — в приемной. Секретарша, раскинув руки, загородила путь в кабинет мэра.

— Минуточку, минуточку! Вы кто? По какому вопросу?

Санчо растерянно затоптался возле двери, он еще не научился «воевать» со слабым полом. Как-то не приходилось. А вот Лавр не растерялся. Спокойно снял очки, протер линзы, сурово посмотрел на охранительницу покоя главы администрации.

— Челобитных много скопилось?

— А? Что?

Устрашенная грозным видом посетителя, женщина опустила руки. Вдруг пожаловал проверяющий из области или даже — из самой столицы, а она — не пускает. Как бы ее не выгнали, не лишили пусть скромного по нынешним временам, но устойчивого заработка.

— Будьте любезны, честную книгу входящих — на стол. Выйду — проверю. Молодая, а уже ретивая… Испортили девочку…

Опомнившийся Санчо тут же поддержал приятеля.

— Сядь, дочка, и напечатай на компьютере охранную грамоту. Для господина Лаврикова и его телохранителя.

— Я… я попробую…

— Бог в помощь… Прошу вас, Фёдор Павлович, проходите.

Беспрепятственно пропустив важных посетителей, возможно — ревизоров, девушка серой мышкой скользнула вслед за ними. Притаилась в углу. Она, конечно, не рассчитывала на поддержку своего босса и не намеревалась защищать его, ее измучила болезнь всех женщин — любопытство.

Бабкин, как обычно попивал пивцо, закусывал воблой. При появлении нежеланных визитёров он не прекратил приятное занятие. Да и кто может указывать главе администрации, что ему дозволено, а что — запрещено? До выборов почти год, за это время он успеет «исправиться», активной деятельностью замолить допущенные грехи.

— Почему без просу?

Лавр вынул из кармана пистолет, задумчиво проверил его, выщелкнул и поставил на место снаряженный магазин.

— Вы на кого, потрохи, наехать вздумали?

Испугавшись, как бы Лавр преждевременно не пристрелил главу админстрации, Санчо загородил Бабкина.

— Лавруша! Только не горячись, пожалуйста! Вспомни, как Федечка перед тобой на коленях стоял, умолял, чтобы без кровопролития! Ребенок просил тебя за эту гниду, вспомни! Мол, мужик не безнадежный, бывший заслуженный деятель коммунального хозяйства города, потом — директор автобазы с тремя переходящими вымпелами… Только не торопись, прошу тебя, не стреляй!

Побледневший Бабкин прижался к стене. Причитания толстяка испугали его больше, чем направленный ствол.

— Не понял… Вам чего?

— Молчи ты! — зашипел Санчо. — Не зли, овца шебутная! Вопросы он будет задавать!

Лавр подмигнул другу. Дескать, представление только начинается, я еще не вошел во вкус. Подошел к окну, открыл форточку.

— Эй, там, на улице! Приготовьте мешок с молнией. И машину —дверцей к подъезду. Сейчас состоится вынос тела!… Ну, может предварительно малость поговорим.

Бедная секретарша с ужасом смотрела на эту трагическую сцену. Сейчас мужик с пистолетом пристрелит босса, потом вспомнит о свидетельнице преступления. Как пишут в газетах — выстрел в грудь, контрольный — в голову… Господи, спаси и помилуй!

Бабкин тоже был недалек от панического страха. В голове — хоровод из катафалков, вырытых могил, священника, отпевающего невинно убиенного, плачущих женщин.

— Можно, я сяду?

— Нельзя! Не облегчишь душу — ляжешь! — все так же грозно пообещал Лавр.

— Как прикажете, господин бандит… Только учтите: у меня через три минуты назначена встреча с начальником горотдела милиции. Между прочим, в этом кабинете…

В игру вступил Санчо.

— Считай, он уже не начальник, гражданин Бабкин. В федеральном управлении собственной безопасности рассмотрено его дело, сейчас оно передаётся в суд… «Облом» писателя Гончарова читал7

— Нет…

— Я тоже, — неохотно признался Санчо. — Но видел. Вот такой вот толстый роман, — развел он руки. — В два кирпича. А дело на твоего ментовского начальника еще толще. В четыре кирпича. Понял?

Выслушав подобную абракадабру, любой здравомыслящий человек заподозрил бы обман. Наглый и мерзкий обман, рассчитанный на глупца. Бабкин был не умником и не глупцом — человеком среднего уровня развития. Но под страхом, затуманившим мозги и почти парализовавших язык, зашевелились сомнения.

— П… по мое…му вы бле… фуете, това… рищи.

Он все еще сомневается? Придется применить более веские аргументы. Лавр выстрелил в потолок.

Девушка в углу села на пол, зажала уши. Бабкин покачнулся на ватных ногах, но не упал.

— Видишь дыру в потолке? Это калибр моего блефа. Где там секретарь-машинистка?

— Здесь я, — пролепетала девица, поднимаясь с пола.

— Присаживайся. Будешь вести протокол чистосердечных показаний подследственного.

Любитель пенного напитка понял — пора каяться. Ибо, как выражался вождь пролетариата, промедление подобно смерти. Не ожидая дополнительных вопросов, тем более — угроз, загипнотизированный стволом в руке старшего «бандита» и угрожающим выражением на лице толстяка, он поспешно выложил все, что было и чего почти не было.

— Мало, Николай Анисимович! Мало! — Лавр прервал исповедь грешника. — Я знаю и ты знаешь: это только присказка.