Аллен Эскенс - Жизнь, которую мы потеряли

– Только честно. Помнишь наш уговор?

– Ладно. Значит, честно? Прямо сейчас моя мать находится в центре детоксикации в Остине. По идее, завтра она выходит, но потом ей придется посидеть в тюрьме до начала судебных слушаний по обвинению в управлении автомобилем в состоянии алкогольного опьянения.

– Судя по всему, ей есть что рассказать.

– Но я не буду это рассказывать! – отрезал я.

Мистер Айверсон понимающе кивнул:

– Как насчет твоего отца?

– Никогда его не видел.

– А дедушки и бабушки?

– Бабушка со стороны мамы умерла, когда мама была еще подростком. А дедушка погиб, когда мне было одиннадцать.

– А как он погиб? – недолго думая, спросил Карл.

Своим вопросом он расковырял мою самую больную рану, невольно затронув тему, на которую я отказывался говорить даже с самим с собой.

– Речь сейчас не обо мне. – Мой резкий тон с ходу проложил межу, разделившую мистера Айверсона и меня. – И речь не о моем дедушке. Речь о вас. Я здесь, чтобы услышать вашу историю. Помните?

Карл откинулся на спинку кресла и впился в меня глазами, ну а я тем временем попытался придать лицу бесстрастное выражение. Мне не хотелось, чтобы он увидел тень вины в моих глазах или признаки скрытой злости в моих стиснутых зубах.

– Ладно, – произнес он. – Я не хотел бередить твои раны.

– Да нет никаких ран. Никаких ран вы не бередили. – Я постарался сделать вид, что моя неадекватная реакция – не что иное, как легкое нетерпение. И, чтобы сменить тему, я решил перехватить инициативу. – Итак, мистер Айверсон, вы позволите задать вам вопрос?

– Валяй.

– Учитывая, что вам осталось жить всего несколько месяцев, чего ради вы согласились потратить время на разговор со мной?

Устроившись поудобнее в инвалидном кресле, Карл посмотрел в окно на сохнущие полотенца и грили для барбекю, захламляющие балконы квартир через дорогу. Я заметил, как он поглаживает указательным пальцем ручку своего кресла, что невольно напомнило мне манеру Джереми мять костяшки пальцев в минуты волнения.

– Джо, – наконец произнес мистер Айверсон, – ты знаешь, что такое предсмертное заявление?

Я не знал, но попробовал угадать:

– Заявление, сделанное кем-то, кто умирает?

– Это юридический термин, – объяснил Карл. – Если человек прошепчет имя убийцы, а потом сразу умрет, это считается веским доказательством, потому что существует стойкое убеждение – понимание того, что умирающий человек не захочет брать грех на душу, отяготив ее ложью. Нет более страшного греха, чем тот, от которого ты не сможешь очиститься на исповеди. Считай, что наш… наш с тобой разговор… это мое предсмертное заявление. Мне наплевать, если кто-нибудь прочтет то, что ты написал. Мне наплевать, запишешь ты мой рассказ или нет. – Карл поджал губы, его взгляд настойчиво искал нечто, находящееся за пределами декораций данной сцены, его голос слегка дрожал. – Я должен произнести эти слова вслух. Я должен рассказать кому-нибудь всю правду о том, что на самом деле случилось много лет назад. Я должен рассказать правду о том, что я совершил.

В тот вечер моя голова пульсировала от волнения. Я выбрал слишком трагическую тему для своего задания, а в довершение всего вечером у меня было свидание за обедом с Лайлой Нэш. Ладно, пусть не свидание. И все же ко мне домой должна была прийти девушка, чтобы разделить со мной трапезу. Такого раньше еще не случалось. Когда дело доходило до свидания с девушкой, моя фантазия не шла дальше ресторана. Я еще ни разу не готовил еду для девушки у себя дома. Как-то раз у меня это почти получилось, но, как и большинство моих планов в школьные годы, и этот тоже провалился.

Еще в подростковом возрасте я обнаружил, что я не урод, но и не красавец. Я оказался в безбрежном океане середнячков, которые на коллективных фотографиях всегда выполняют роль фона. Короче, я был одним из тех парней, к кому вы соглашаетесь прийти в гости лишь тогда, когда парень, который вам реально нравился, пригласил другую девушку. Но я с этим уже смирился. По правде говоря, я искренне считал, что привлекательная внешность мне не особо и помогла бы. Не поймите меня неправильно, в старших классах я, как и все, ходил на свидания, но, следуя своему плану, дольше пары месяцев ни с кем не встречался. За исключением Филлис.

Филлис была моей первой девушкой. У нее были вьющиеся каштановые волосы, торчащие во все стороны, словно щупальца актинии. Я считал ее своеобразной, но лишь до нашего первого поцелуя. После этого ее прическа стала казаться сексуальной и авангардной. Мы уже перешли в девятый класс и теперь шли протоптанной дорожкой юношеских ухаживаний, пробуя границы дозволенного: украдкой целовались по углам и держались за руки под столом в кафетерии. Все это казалось мне волшебным сном. Но вот в один прекрасный день Филлис настояла на том, чтобы я представил ее своей маме.

«Ты что, меня стыдишься? – спросила Филлис. – Или со мной можно лишь втихаря обжиматься, когда это удобно?» И как я ни старался, мне никак не удавалось убедить Филлис в своих благородных намерениях. Так что пришлось пригласить ее домой, чтобы официально представить маме. Оглядываясь назад, я понимаю, что мне следовало порвать с Филлис, дав ей возможность считать меня сопляком и ничтожеством.

В тот день я сообщил маме, что после школы приведу в гости Филлис. Утром я то и дело напоминал маме о визите Филлис в надежде, что мама постарается хотя бы один-единственный день, один-единственный час вести себя наилучшим образом. Все, что от нее требовалось, – быть сердечной, трезвой и нормальной в течение этого часа. Но иногда я прошу слишком многого.

Уже на подходе к дому я почувствовал запах еды, а точнее, остатков еды, подгоравших на кухне. Всю дорогу от школы Филлис улыбалась, но по мере приближения к входной двери начала нервно ломать пальцы. Я замер на крыльце, услышав, как мама орет на какого-то парня по имени Кевин. Никакого Кевина я не знал.

«Черт возьми, Кевин! Я сейчас не могу тебе заплатить!» – Мамин язык слегка заплетался.

«Вот это да! – ответил ей незнакомый мужской голос. – Я на пупе извертелся, чтобы тебя выручить, а теперь, когда мне срочно нужны деньги, ты решила меня напарить!»

«Я не виновата, что ты не можешь удержаться на работе! – проорала в ответ мама. – И нечего на меня наезжать!»

«Я и не наезжаю, но это ты виновата, что я не получил денег! В отличие от тебя, у меня нет умственно отсталого ребенка, чтобы оплачивать счета. Ты должна мне стольник. Я ведь знаю, ты получаешь пособие или, блин, что-то там еще за этого пацана. Просто заплати мне из этих денег».

«Накося выкуси! Ты, кусок дерьма, убирайся из моего дома!»

«Где мои деньги?»