Грегори Макдональд - Ещё Флетч?

Помимо экзотической живности они отметили еще одну особенность африканской фауны: у большинства, если не у всех видов животных и птиц социальная ячейка, будь то семья или стая, создавалась вокруг единственного самца. А вот самок, то есть жен, у него могло быть две, пять, десять, пятьдесят, семьдесят. Жены не только рожали и воспитывали детенышей, но охотились и добывали еду. Все жены и детеныши принадлежали единственному вожаку, до тех пор, покуда ему хватало сил разделаться с молодыми самцами, желающими занять его место. Столь неравная численность самцов и самок указывала на то, что многие молодые самцы погибали в борьбе с вожаком. К такому выводу Флетч с Барбарой пришли в кузове «гуари».

Жирафы вытягивали длинные шеи, чтобы сорвать самые лакомые листочки на вершинах деревьев. В сочетании с деревом, четверка их стройных ног, тела, грациозные шеи создавали запоминающиеся архитектурные композиции.

На второй вечер по пути в отель они остановились, чтобы посмотреть, как кормятся слоны. Каждый из них использовал бивень вместо ложки, а хобот – вилки. Бивнем слон зарывался в землю, подрывая корни высокой травы, хоботом захватывал траву вместе с корнями и землей и отправлял в рот. Все на ходу, с ритмичными, покачивающими движениями корпуса, словно приглашая кого-то на танец.

– Женщины устали, – отметила Барбара. В баре обе француженки поднялись, поставив на столик пустые стаканы. – Они собираются на покой. Раз уж без аскари нам до бунгало не добраться, я пойду с ними.

– Хорошо, – кивнул Флетч. – А мы с Карром выпьем на посошок.

– Возможно, в эту поездку найти отца тебе не удастся, – Барбара встала. – Но, по-моему, образ его для тебя уже ясен.

– Барбара говорит, что здесь каждая женщина пожирает вас взглядом.

Карр вернулся к столику с двумя стаканами пива.

– Профессиональная проблема, знаете ли. Женщины находят пилотов привлекательными, но у них и в мыслях нет выйти за такого, как я, замуж, – он чокнулся с Флетчем. – Завтра летим домой, к Шейле.

Они выпили.

– Барбара и я очень признательны вам, мистер Питер Карр. Масаи Мара мы будем помнить до конца своих дней.

– Тогда вы позволите задать вам личный вопрос?

– Разумеется.

Карр вновь отпил из бокала, прежде чем заговорить.

– Вы несколько запутали меня, юный Флетчер. Я говорю об убийстве в аэропорту, невольным свидетелем которого вы стали.

– О, я вижу.

– Я понимаю, почему вы не выбежали из мужского туалета с криком: «Убили! Убили!» Именно так, наверное, поступил бы я, окажись на вашем месте. Но вы только что прилетели в чужую страну, долгий перелет, смена часовых поясов, вы никого не знаете, не уверены, от вашего ли отца прислано приглашение и все такое...

– Он говорил вам, что собирается встретить нас в аэропорту?

– Но почему вы не обратились в полицию в последующие дни? Разумеется, вам пришлось бы выступить свидетелем обвинения, прокуратура, наверное, захотела бы задержать вас в Кении, а вам не терпится вернуться в Штаты, к привычной жизни, но мне представляется, что вы нашли бы взаимоприемлемое решение.

Флетч откашлялся.

– Ставки слишком велики.

– Вы – игрок?

– Некоторые полагают, что вся жизнь – игра.

– А что стоит на кону?

– Мой отец.

– О, я вижу. Кажется, я начинаю вас понимать.

– Я говорю об обмене, Карр.

Глаза Карра сузились.

– Старший Флетчер за убийцу?

– Карр, я только и делал, что слушал вас. У репортера это основное занятие – слушать. Я нахожусь в стране, в которой, как бы вы ее ни любили, туриста сажают в тюрьму, штрафуют и высылают вон из-за порванного банкнота, водителя, работающего в государственном учреждении, приговаривают к восемнадцати месяцам заключения за парковку служебного автомобиля около бара, а адвоката-индуса – к семи годам за обнаруженные в его кармане тринадцать американских долларов. Мой отец затеял драку в баре и, возможно, врезал в челюсть копу. На сколько это потянет по кенийским законам?

– Я вижу, вы хотите заключить с полицией сделку?

– Если до этого дойдет, я думаю, что такая сделка возможна. Ни одна полиция мира не откажется получить свидетельские показания очевидца убийства, закрыв за это глаза на паршивую драку.

– А может, вам хочется выступить в роли Гамлета?

– Я вижу призрак моего отца, и этим все сказано.

– Вы даже не знаете этого человека, – после долгой паузы заметил Карр.

– Он – мой отец.

– И для вас это что-то значит?

– Пока я не могу сказать, что именно.

– Он сбежал от вас и вашей матери. Он не хотел знаться с вами все эти годы. Несколько дней тому назад, в тюрьме, он отказал вам во встрече.

– Я сумасшедший?

– Не знаю.

– Он также сделал все, чтобы мы с Барбарой прилетели сюда, повидались с ним, провели вместе какое-то время, узнали друг друга. То есть какое-то чувство он ко мне испытывал. Пусть всего лишь и любопытство.

– Тут возникает нравственная проблема.

– Неужели? Откуда мне знать, какие нравственные проблемы существуют в полноценной семье между отцом и сыном? Меня этому не учили.

– Я вижу.

– Но я знаю наверняка, что не хочу, чтобы человек, доводящийся мне отцом, провел месяцы, а то и годы в африканской тюрьме лишь потому, что не сдержался и вмазал кому-то в челюсть.

– Вообще-то я имел в виду другое. Вы можете опознать убийцу, человека, который убил себе подобного и до сих пор остается на свободе.

– Вы намекаете, что он может убить вновь?

– Совершенно верно. Неужели вы не чувствуете себя обязанным помочь в изоляции этого человека?

Флетч покачал головой.

– Нет. То было импульсивное убийство, совершенное в состоянии аффекта. Я тому свидетель.

– Полиция в этом не уверена, – возразил Карр. – Пока мы были в Найроби я позвонил в одно место...

– Дэну Дьюису?

– Так точно.

Флетч хмыкнул.

– Полицейский осведомитель.

– Совершенно верно. Полиция информирует его обо всем. Ввоз в Кению твердой валюты не карается законом. Наоборот, поощряется. А вот сокрытие валюты на таможне – незаконно. И Луис Рамон, а он, между прочим, прилетел на одном с вами самолете, совершил преступление, пронеся в мужской туалет немецкие марки, не предъявив их на таможне.

– И что из этого следует?

– Все просто. Теперь кенийская полиция разыскивает местного валютчика, которому потребовалась столь значительная сумма.

– И напрасно. Им нужен человек, убивший этого Луиса Рамона, так?

– Так.

– Валютчик не имеет к убийству ни малейшего отношения. Убийца не знал о денежном поясе Луиса Рамона. Не станете же вы утверждать, что убивший ради денег поленится нагнуться и снять с убитого пояс с немецкими марками на сумму в сто тысяч долларов?