Наталья Андреева - Пробка

— Да.

— Наконец-то! — сказала Татьяна. Остальные тут же на нее зашикали.

— Толя, ты где? — пискнула Киска.

— В п… — заматерился тот. — Чего звонишь?

— Тут мама с тобой хочет поговорить.

— Чего? А вы где?

— Мы в автобусе.

— В каком на х… автобусе?

— С Нининых похорон едем.

Пауза. Анатолий напряженно о чем-то размышлял.

— Толя? — вновь пискнула Киска.

— Чего ей надо?

— Толя! — раненой птицей вскрикнула Антонина Дмитриевна и стала выхватывать трубку из Кискиных рук. — Дай сюда!

— Ой! Больно! Толя, я не виновата! — И Киска выпустила из рук аппарат.

— Толя! — торопливо заговорила Антонина Дмитриевна в трубку. — Что там у вас случилось?

— Не лезь не в свое дело, — отрезал старший сын.

— Да как же не в свое-то? Ты бы хоть брата пожалел! Ладно, мать не пожалел! Отца! Но брата-то зачем впутал? Ведь как ты с ним маленьким нянчился! Помнишь, Толя? В коляске его возил! В садик отводил! Как на рыбалку с ним ездили! Ведь ты его любишь, Пашку! Неужели для тебя нет ничего святого, Толя?

— Не капай на мозги, — мрачно сказал тот. — Да я и сам уже не рад, что Пашку втянул. Позвонил к Грековым на квартиру — хозяин там.

Ну, думаю, надо на дачу наведаться. Нет никого — пошарим на кухне, если там хозяйка, так с ней потолкуем. Хотелось по-семейному дельце обтяпать. Не делиться ни с кем. Жадность погубила.

— Да как ты мог?! Как же ты на это решился-то? А?

— Сама виновата. Все про Нинку, про деньги. Каждый день об одном и том же. Надо было молчать. А ты растрещалась, сорока!

— Что ж теперь делать-то?

— Ноги в руки и бежать. Вот что.

— Ты где сейчас, Толя?

— В машине.

— Куда ж ты едешь, сынок?

— Куда надо. Тебе скажи.

— Толя, я тебя заклинаю: вернись!

— Еще чего!

— У нас в доме обыск.

— Это я уже знаю.

— Честно скажи: спрятали чего?

— Узнаешь.

— Ты вернись, сынок, скажи, что Павла с тобой не было. Правда, есть у них какой-то свидетель, но ведь темно уже было. Скажем: обознался, мол. А мы с отцом подтвердим: на диване сидели, телевизор смотрели. Не могу я вас двоих потерять. Скажи: друг с тобой был. Не брат.

— А труп я на кого спишу?

— Какой труп? — ахнула Антонина Дмитриевна.

— Бабы, вот какой! Хозяйки!

— Толя, да ты что?! Она же… — И заведующая в испуге прикрыла ладонью рот. — Толя, она же… Вы же ее не…

— Не грузи меня, мать. Самому тошно. Все. Отбой.

— Толя! Заклинаю тебя! Толя!

В трубке раздались гудки. Антонина Дмитриевна поспешно перенабрала номер и замерла.

— Абонент не отвечает или временно недоступен. Попробуйте позвонить позднее, — раздалось оттуда.

— Господи-и-и… — застонала она. — Ну не могу я их двоих потерять… Не могу-у-у… Хоть Пашку спасти-и…

— О каком трупе он говорил? — подозрительно спросила дотошная Татьяна.

— Вроде бы они Нину… — Антонина Дмитриевна не смогла договорить.

— Убили, что ли? — охнула Галя. — Но она же…

— Застрелилась, — пискнула Киска.

— Вот и выходит, что нет! — с торжеством сказала Татьяна. — Убили ее! Из-за бриллиантов! Вот тебе и воспитание!

— Нет. Не верю, — покачала головой заведующая. — Только не Пашка.

— Ну старший, — пожала плечами Татьяна.

Все напряженно молчали. Наконец заговорила Татьяна:

— Тоня, ты честно скажи: как все было в тот вечер?

— А я-то откуда знаю? Мы с мужем на даче были, а Пашка в тот вечер дома остался. Я ему звонила.

— Тоня, скажи честно: ведь он не брал трубку? — вкрадчиво спросила Татьяна.

— Ну и что? Гулять пошел. К другу уроки делать.

— Уроки! — фыркнула ее заместительница. — К брату он пошел! К Тольке! Сели они в машину и поехали к Нине. А там…

— А когда Павел вернулся? — спросила Таисия Максимовна.

— Да, кто приехал раньше, вы или он? — спросила Галя.

— Мы, — призналась Антонина Дмитриевна. — Пашка около часу вернулся. Ужинать не стал, сразу прошмыгнул к себе в комнату и заперся. Странный такой.

— А… крови на нем не было? — зловещим шепотом спросила Татьяна. — Может, он в стиральную машинку одежду бросил, а на ней…

— Не было ничего! Не было!

— Ты точно помнишь?

— Да что я, слепая?

— Быть может, это какая-то ошибка? — тихо спросила Инна.

— Сколько же мы еще будем сидеть в этой пробке? — простонала Антонина Дмитриевна. — Мне туда надо! К детям! Может, выйти?

— И на чем ты доедешь? — пожала плечами Татьяна. — Все стоят. Нет, Тоня, терпеть нам до конца.

— Какой ужасный день, — вздохнула Таисия Максимовна.

И все вновь замолчали. Антонина Дмитриевна еще раз попробовала набрать номер Анатолия. Результат был тот же. Но через какое-то время ее мобильный телефон зазвонил. Она схватилась за аппарат, но, взглянув на дисплей, разочарованно вздохнула. Это был не старший сын. И не младший.

— Да, — со вздохом сказала она.

— Антонина? Это я, — раздался в трубке визгливый женский голос.

— Кто — я?

— Не узнаешь? Валя! Вот кто! Богатой буду! Слушай, вы где? Мне Петров звонил. Говорит, застряли в пробке. Так время сколько? Совсем с ума сошли? Что ж там такая за пробка? У меня уже все остыло! Соседи разошлись! Я тут что, до вечера вас буду ждать? Обо мне-то кто подумал? Вас бы на мое место!

— А тебя на мое, — не удержалась Антонина Дмитриевна. — Не переживай: мы Нину уже помянули. И ты не жди. Посиди с соседями. Выпей.

— Да что там у вас случилось-то? — взвизгнула Валентина.

— Тебе русским языком сказали: пробка!

— Слышь, Антонина? — таинственно понизив голос, сказала ее собеседница. — Греков-то про денежки узнал!

— Про какие деньги?

— Что Нина была богатая! Раз Петров знает, то и Юрка знает! Они ж друзья-приятели! Что делать-то будем?

— Я тебе не понимаю.

— Да брось! Не понимает она! Ха-ха! Нина мне сказала, что одолжила тебе денег! Я-то молчу, потому что у меня тоже рыльце в пушку. Если Греков узнает, он меня прикончит! Боюсь я его, — пожаловалась Валентина.

— Много ты у нее взяла?

— И не говори! Только не я, а Николай мой приезжал. Я-то по мелочи — перехватить до зарплаты. Ты же знаешь, мы вечно в долгах. А Колька бизнес затеял. Сколько, мол, можно на дядю горбатиться? Пора и на себя поработать. Короче: решили мы с ним открыть магазин. Пошли в налоговую, зарегистрировались как ЧП.

— Как кто?

— Частный предприниматель! А денег-то где взять? Кредит! Но там та-акие проценты! Разумеется, Николай мой на Нину рассчитывал. Та вроде бы да, а потом на попятную. Она за последние полгода сильно изменилась. Ну сама на себя стала не похожая! Была такая добрая, ни в чем не отказывала, слова поперек не скажет. А тут словно подменили! Я, говорит, для себя хочу пожить. Устала, мол. Заездили вы меня. Уйду я от вас.

— Это она, должно быть, на самоубийство намекала, — ухватилась за эти слова, словно за спасительную соломинку Антонина Дмитриевна.