Алексей Биргер - Тайна утопленной рамы

Так-так, подумал я. Вот они и начали вилять. Но, главное, нужная тема затронута.

- Интересуетесь, насколько я могу судить, с профессиональной точки зрения? - я постарался говорить как можно более "невзначай", если ты поймешь, что я имею в виду. Своему голосу я постарался придать бархатистую звучность - так сказать, Шаляпин, запущенный под сурдинку. Такой тембр голоса всегда располагает людей к доверию, особенно если они слышат его от священника. Вот так я всеми силами усыплял бдительность врага.

- У нас, я бы сказал, пересеклись несколько интересов, - ответил Однорукий. - Мы... простите, но я не бы не хотел об этом говорить. Возможно, вы этого не одобрите.

- Не одобрю? - я сдвинул брови. - Если вы делаете что-то, идущее вразрез с вашей совестью, то лучше сразу исповедоваться в этом - и получить отпущение грехов.

К счастью, они не кинулись исповедоваться по полной программе - иначе я не имел бы права ничего тебе рассказать, блюдя тайну исповеди.

- Нет, вразрез с нашей совестью это не идет, - проговорил Однорукий. Но...

Ага, подумал я, у них такая совесть, с которой ничто не идет вразрез! Ну и в компанию я попал!

- Не преувеличивайте, Генрих Петрович, - с улыбкой сказал Артур. - Не то батюшка подумает невесть что.

Вот и ещё одна их тайна мне стала известна! Проговорился Артур, и теперь я знал, что Однорукого зовут Генрихом Петровичем! А ведь он не представился - и вообще всячески юлил, чтобы не называть своего имени, так?

- Я не преувеличиваю, - ответил Генрих Петрович. - То, чем мы занимаемся, батюшка вполне может счесть грешным делом.

И я пошел с козырей, напролом.

- Вы скупаете иконы? - осведомился я. - Но это не грех. Ведь смотря для какой цели... И даже если вы приобретаете их для перепродажи - это может быть вполне оправданным, если вы извлекаете их из небрежения и передаете в хорошие заботливые руки.

- Боюсь, нашу цель вы благой не сочтете, - вздохнул Генрих Петрович. Но, так и быть, скажу вам, чтобы не было недомолвок... - чуешь, как я загнал их в угол? Ай да отец Валентин, ай да... ну, и дальше по Пушкину. Мы собираем иконы для театрального спектакля.

- Для театрального спектакля? - я нахмурился, чтобы освоиться с услышанным. Либо они мне бессовестно врут, либо... Они, конечно, истолковали мою хмурость по-своему.

- Ну да! - поспешно ответил Генрих Петрович. - Я понимаю, что для священника это звучит дико, церковь всегда относилась к театру с большим подозрением, а уж к использованию в "игрищах" настоящей церковной утвари чуть ли не как к богохульству. Но... В общем, вот мы вам открылись, и вы можете теперь покинуть наш столик, чтобы не сидеть с недостойными.

Так вы придумали это только для того, чтобы я шарахнулся подальше от вашего стола и не мешал вам и дальше строить ваши козни? - подумал я. Нет уж, дудки, не дождетесь! Тем более, я ещё не доел великолепную рыбу в горшочке. И, с внутренней ехидцей, я медленно и веско проговорил:

- Сбежать легче всего. А вот разобраться и помочь... Неужели вам нельзя обойтись на сцене без подлинных икон?

Пауза, потом Кирилл вмешивается:

- Да бросьте вы, Генрих Петрович, объясните все толком и не пугайте батюшку. Он, наверно, уже думает о нас невесть что, а у нас все-таки есть смягчающие обстоятельства.

- Да, про смягчающие обстоятельства не забудьте, ни в коем случае, - с серьезным таким видом киваю я.

- Смягчающее обстоятельство у нас одно, - ответствует мне Генрих Петрович. - Я давно интересовался техникой икон северной школы, особенно этой области. А тут подвернулся случай пособирать эти иконы на месте. Понимаете, я вообще-то художник-станковист, да ещё и реставрацией занимаюсь. Привлек своих учеников - и вот...

Ну, думаю, накрутил! Он уже тебе и художник, и реставратор, и швец, и жнец, и на дуде игрец. Все приплел, чтобы мне разум запорошить. Но не на такого напал! И я спрашиваю с глубокомысленным видом, как будто смыслю в этом деле получше любых специалистов:

- И что же вас так особенно интересует в местной технике икон?

- Многое! - ответствует этот самый Генрих Петрович. - Например, вы, наверно, знаете о свойстве киновари темнеть от времени. Это происходит из-за ртути, которая составляет основу этой первоначально безумно красивой, багряно алой краски. Разумеется, в более поздние времена появилась и китайская киноварь, и другие краски, темнеющие намного меньше. Но это сейчас! А ведь древние иконописцы нынешних технологий не знали. Так объясните мне, почему киноварь на иконах этой области темнеет намного меньше, чем на иконах других школ?!

- Ну, если уж вы не знаете ответа, - развел я руками, - то я вам его тем более не дам.

- Вот то-то и оно! - восклицает Генрих Петрович. - А ведь без этого невозможно подобрать ключики к правильной реставрации икон, к правильному уходу за ними. Так что цель оправдывает средства. Впрочем, характер нашей миссии кое в чем оказался большой помехой. Во-первых, многие принимают нас за обычных спекулянтов-перекупщиков, и отношение возникает соответствующее. Во-вторых, как мы слышали, здесь есть замечательный местный священник, который очень много знает о здешнем крае и мог бы немало нам порассказать и с разными интересными людьми познакомить...

- Да, отец Василий, - с важным видом закивал я так, как будто знал отца Василия лично, а не только по вашим рассказам.

- ...Но, сами понимаете, он вряд ли встретит нас с распростертыми объятиями, когда узнает, кто мы такие, а скрывать от него или что-то сочинять - это совсем никуда.

- Да, положение у вас сложное, - задумчиво проговорил я. - Но ведь хоть что-то вам, надеюсь, удалось найти?

- Кое-что удалось, - отвечает Генрих Петрович. - Но...

Он умолк, а Артур подхватил:

- Да, непонятная история у нас тут произошла, очень непонятная! Если б был уверен, что нас специально за нос водят - точно голову оторвал бы!

- А что такое? - тут мне не понадобилось изображать интерес. Намек звучал очень интригующе, а я ведь любопытен, как та Варвара из пословицы, которой на базаре нос оторвали. Меня хлебом не корми, подсунь что-нибудь таинственное и завлекательное.

- Да обычная история, когда имеешь дело с алкоголиками, которые не в состоянии отвечать за свои слова, - с досадой ответствовал Генрих Петрович. - Вот является один такой, приносит икону - недурную, вроде, и в окладе очень пристойном. Но, как мы начинаем приглядываться, разбираем, что оклад намного старее самой иконы, и вообще она в него кое-как приспособлена. И половина красоты самой иконы - только кажущаяся, из-за того, что оклад ей обаяния прибавляет. "А где ж оригинальная икона?" - спрашиваю. И этот мужик как-то замялся, смутился весь, переминается с ноги на ногу и глазки опущены. "Так, говорит, икона-то, что в этой окладе стояла, поддельной оказалась. Даже я разглядел, а уж вы бы тем более раскусили, и взгрели бы меня по милую душу. Вот я и подобрал икону попристойнее, чтобы хоть оклад продать." Мне совсем интересно стало. "Во-первых, говорю, икону ты подобрал не ахти, хотя нам и такая сойдет. А во-вторых, с чего ты взял, что в этом окладе поддельная икона стояла?" - "Очень просто, - отвечает он. - С неё краска кое-где слезла, и стала видна нечисть всякая." Тут у меня прямо дыхание перехватило... Но, кстати, вы знаете, что такое адописные иконы?