Павел Давыдов - Этюд о Крысином Смехе

Нотариус сделал долгую паузу, чтобы перевести дух. В зале стояла гнетущая тишина. Мистер Наполеон слушал нотариуса с таким напряжением, что даже не заметил, как удрал худосочный джентльмен. Холмс напоминал статую самому себе. Кузина-корзина с неженской силой стиснула мою правую руку. И только сам Дэниел невозмутимо вырезал что-то на перилах перочинным ножом.

— …моему старшему сыну Дэниелу Блэквуду!

Все ахнули. Чтобы не вызывать нездоровых толков, я тоже ахнул. Холмс, отличаясь яркой индивидуальностью, ахать не стал. Он чихнул. Внизу кто‑то с громким стуком упал в обморок. Как тут же выяснилось, это был Дэниел, сорвавшийся с галереи. Лицо его выражало крайнюю степень изумления.

— Принесите стакан вина! — воскликнула леди Джейн, склонившись над безжизненным телом мужа. — Скорее! Ему плохо!..

— Да, да! Принесите вина! — слабо произнес Дэниел, моментально очнувшись.

Нотариус, тем временем, продолжал:

— Младшему же моему сыну, Грегори Блэквуду, завещаю книгу «Торжество добродетели», хранящуюся в верхнем ящике моего стола, ибо уверен в нем и считаю, что он сам в силах добиться всего, чего пожелает, и материально обеспечить свое будущее. Книгу же сию, заключающую в себе подлинное сокровище, завещаю вручить ему пятнадцатого ноября сего года, в день его рождения… Дата, подпись и… И все, господа…

Толпа зашумела. Большинство собравшихся было явно разочаровано. Все бурно обменивались впечатлениями. Два джентльмена в одинаковых фраках перешли на крик и, энергично размахивая руками, пытались что‑то доказать друг другу. Леди Гудгейт весьма нелестно кого-то поминала, и этот самый «кто-то» был, судя по всему, ни кто иной как почивший лорд. Громко выкрикивая греческий алфавит, внизу появился мистер Наполеон. Он извлек из‑за шкафа укрывшегося там худосочного джентльмена и с жаром стал объяснять ему правила составления завещаний.

Дэниел сидел на полу и время от времени хлопал в ладоши. Мы с Холмсом кое как пробились к нему и, поздравив, помогли встать на ноги. Бокал вина, своевременно доставленный кем-то из слуг, помог Дэниелу прийти в себя, и он вновь попытался рассказать нам анекдот про конюха Фреда.

Вскоре к брату протиснулся Грегори. Он тоже поздравил его, очень горячо и очень искренне. Вопреки моим ожиданиям, он был совершенно спокоен. Я не мог не восхититься его благородством: если бы мой отец так распорядился наследством, я был бы по меньшей мере оскорблен. Грегори же, судя по всему, наоборот, воспринимал все как должное.

Внезапно среди присутствующих произошло какое‑то движение. Внимательно вглядываясь в лица окружающих, через толпу продирались три дюжих молодца. Один из них, отыскав глазами мистера Наполеона, воскликнул:

— Вот он!

— Наконец‑то! Она здесь, моя гвардия! — сказал Наполеон, царственно улыбнувшись.

Сначала собравшиеся только недоуменно переглядывались. Но когда двое стали одевать на Наполеона смирительную рубашку, раздались испуганные крики, и толпа хлынула к выходу. Через две минуты зал опустел. Последней к дверям добралась леди Гудгейт.

— Какой неслыханный скандал! — зловеще прошипела она и, на мгновение застряв в дверях, скрылась.

Не считая нас с Холмсом, в зале остались только Блэквуды, доктор Мак-Кензи да мистер Наполеон с гвардией. Самый мощный из гвардейцев с отеческой заботливостью зашнуровывал своего предводителя. Затянув последнюю веревку, он легко поднял триумфатора и понес его к выходу.

Наполеон как‑то очень хитро извернулся и, высунув голову из‑под мышки своего телоносителя, крикнул:

— Ватсон, будете в Риме, заезжайте ко мне в Ватикан! Спросите Аттилу — меня там всякий знает!

Двое оставшихся гвардейцев подошли к нам:

— Покорнейше просим простить нас, джентльмены! Этот тип сбежал сегодня из лечебницы Святой Елены, переплыл Темзу и оказался в вашем районе. Нам удалось напасть на его след только час назад. Мы никак не думали, что он поплывет через реку. А перейти ее по мосту у него просто не хватило бы соображения. Псих есть псих. Он уже давно тронулся. Помню, еще под Аустерлицем я и маршал Мюрат… — второй гвардеец вежливо поклонился, — проходили мимо него в тот самый момент, когда ему в голову угодило здорове‑е‑енное русское ядро… И теперь он такой. Но нам пора. Заходите в гости, мы будем вам очень рады.

И, перепрыгивая друг через друга, как бы играя в чехарду, они кинулись к выходу.

Несколько минут мы молчали, пытаясь понять, что же, собственно, произошло. За окнами темнело. Откуда-то снизу доносилось чрезвычайно неприятное чавканье. С галереи свалилась крыса, но, вопреки моим ожиданиям, не разбилась — проломился пол, и крыса с хохотом и грохотом провалилась в образовавшуюся дыру. Чавканье внизу усилилось. Я понял, что схожу с ума.

— Что, Ватсон, вам кажется, что вы сходите с ума? — спросил Холмс, пристально вглядываясь в мои глаза.

— С вами немудрено, — огрызнулся я, сообразив, что хохотала не крыса, а Холмс.

— Не обижайтесь, старина. Я просто хотел вас разыграть. Дело в том, что меня давно занимал вопрос о том, могут ли крысы смеяться. И я решил, что могут. Я даже написал небольшую монографию на эту тему. — И Холмс с гордостью посмотрел на меня.

— Гениально! — устало сказал я, догадавшись, что Холмсу очень хочется услышать именно это слово.

Из темноты, как призрак, возник Квентин.

— Между прочим, джентльмены, — мрачно сказал он, — вы тут развлекаетесь, а дверь в кабинет покойного открыта настежь. И замук валяется у порога. Сломанный пополам. К чему бы это?

— Надеюсь, ничего не пропало? — безразлично осведомился Холмс.

— О боже! — воскликнул Грегори. — Там же должна быть завещанная мне книга! Последняя память об отце!

Переглянувшись, братья бросились вглубь замка. Впереди бежал Грегори, за ним несся Дэниел.

— За мной, Ватсон! — воскликнул Холмс. В одно мгновение он опередил братьев и скрылся за углом.

Я кинулся за ним, но не смог обогнать даже Дэниела. Сзади, не отставая, пыхтел доктор Мак-Кензи, невнятно бормоча что-то на латыни. Мы проносились по темным коридорам, поднимались и спускались по бесчисленным лестницам, путались в переходах, сшибали статуи, рыцарские доспехи и друг друга. Три или четыре раза нас обгонял Холмс, вновь исчезая где‑то вдали. Наконец, запыхавшиеся, все в синяках и ссадинах, мы остановились около распахнутой двери в кабинет Хьюго Блэквуда.

Квентин уже ждал нас.

— А‑а, вы все‑таки пришли, — сказал он, с трудом сдерживая зевоту.

Мимо пронесся Холмс.

— Моя книга! — прохрипел Грегори, пытаясь отдышаться.

— Да, сэр! — торжественно сказал Квентин. — Ее нет, сэр!

Мы ворвались в кабинет. Первое, что предстало нашему взору, были пустые ящики, выдернутые из стола. Кругом были разбросаны бумаги, книги, сигары и всякая прочая мелочь…