Robert van Gulik - Убийство в лабиринте

Судья осторожно поднял крышку и извлек из шкатулки маленький свиток, обернутый лоскутом выцветшей парчи.

Показав его спутникам, он торжественно произнес:

– Перед вами завещание наместника!

Судья осторожно развернул свиток и вслух прочитал:

«Последняя воля и завещание Да Шоу-цзяня, академика-циньлиня, наместника Трех Восточных Провинций.

Досточтимые господа и собратья, разгадавшие тайну моего свитка и проникшие в сердце моего лабиринта, вам почтительно и низко кланяюсь я!

Весною – сеют, осенью – жнут. Когда приходит закат дней, человек при сумерках жизни своей обращает взгляд в прошлое и взвешивает свои деяния, пытаясь угадать, как будут они взвешены Владыкой Загробного Мира.

Когда я полагал, что достиг наивысших почестей, несчастье подкралось ко мне незаметно. Я преуспел в улучшении нравов Поднебесной, но не смог улучшить нрава моего сына Да Кея, плоти от плоти моей и крови от крови моей.

Да Кей – человек, природа которого испорчена, а желания – неупорядочены. Предвидя, что после моей смерти он рано или поздно погубит себя, я вновь женился, дабы выполнить мой долг перед предками и сделать так, чтобы наш род продлился, даже если Да Кей сгинет в тюрьме или же погибнет от руки ката.

Небо благословило мое брачное ложе и послало мне второго сына, Да Шаня, на коего я возлагаю большие надежды. Посему полагаю своей обязанностью сделать так, чтобы сын мой не прозябал после моей кончины.

Разделив собственность поровну между сыновьями, я подверг бы опасности жизнь Да Шаня. И на смертном ложе я притворился, что передаю все наследство Да Кею. Но затем я написал мое истинное завещание и скрепил его печатью и подписью. В нем говорится, что буде нрав Да Кея переменится к лучшему, поделить наследство поровну между ним и Да Шанем; если же Да Кей совершит преступление, то все отходит Да Шаню.

Я спрятал грамоту с завещанием в свиток преднамеренно, дабы Да Кей обнаружил ее. Если он исполнит мою последнюю волю и проявит тем самым сыновью почтительность, да будет милость Неба на нашем доме! Если же Да Кей в своей порочности уничтожит документ, он решит, что свиток более не представляет опасности для него, и передаст его в руки моей преданной молодой жены, которая будет хранить его до тех пор, пока вы, о мои мудрые собратья, не разгадаете сокрытый в нем ключ и не найдете эту шкатулку.

Я молю Божественное Небо, чтобы к тому времени, когда вы прочтете эти строки, руки Да Кея еще не были обагрены кровью. Если же, однако, он совершил преступление, я умоляю вас передать это прошение в руки высших властей.

Да благословит вас Небо, о мои мудрые собратья, и да пощадит мой род!

Подписал и приложил печать: Да Шоу-цзянь».

– Это подтверждает наши догадки до самых мелочей! – воскликнул десятник Хун.

Судья Ди рассеянно кивнул головой. Он рассматривал документ, написанный на узорчатой бумаге для прошений, который был приложен к завещанию.

Затем он зачитал прошение вслух: «Да Шоу-цзянь, который никогда не просил ни за себя, ни для себя, теперь из могилы смиренно просит оказать возможное в рамках закона снисхождение его старшему сыну, Да Кею, который стал преступником из-за мягкого воспитания, полученного им от престарелого отца, прощавшего ему все его проступки».

Молчание воцарилось в тускло освещенном павильоне. Его нарушали только перекрикивание приставов, доносившееся снаружи.

Судья медленно свернул свиток и с глубоким волнением в голосе произнес:

– Его превосходительство Да был воистину благородным мужем!

Дао Гань царапал ногтем поверхность стола. Внезапно он воскликнул:

– Здесь есть какой-то рисунок!

Вытащив нож, он принялся отчищать грязь с поверхности. Десятник Хун и Ма Жун последовали его примеру. Постепенно их глазам предстал какой-то чертеж.

Судья Ди наклонился, чтобы рассмотреть его получше.

– Это, – сказал он, – план лабиринта. Посмотрите, дорожка образует четыре стилизованных иероглифа в древнем написании, которые читаются «Терема пустых мечтаний». Та же самая надпись, что и на свитке с картиной! Это отражает размышления, в которые был погружен наместник после того, как вышел в отставку. Пустые мечтания!

– Тайный лаз тоже здесь показан! – воскликнул Дао Гань. – Сосны обозначены точками!

Судья Ди снова принялся всматриваться в план, проводя по нему указательным пальцем.

– Воистину хитроумный лабиринт! – воскликнул он. – Посмотрите, если войти в лабиринт и поворачивать все время направо, то вы пройдете его весь до конца и снова окажетесь у входа. То же самое произойдет, если все время поворачивать налево. Но если вам не известен тайный проход, то ни в том, ни в другом случае вы так и не найдете павильона!

План лабиринта

– Нам следует попросить у госпожи Да разрешения расчистить лабиринт, ваша честь, – заметил десятник. – И тогда он станет такой же местной достопримечательностью, как пагода на лотосовом пруду!

Тут в павильон вошел староста приставов Фан.

– Если здесь кто-то и был, ваша честь, – отрапортовал он, – то он ушел до того, как пришли мы. Мы осмотрели все кусты, но ничего не нашли.

– Пусть твои люди обыщут также стволы и кроны деревьев. Любопытный пришелец может спрятаться и там!

Как только староста ушел, судья с интересом посмотрел на Дао Ганя. Тот, сидя на широкой скамье, внимательно вглядывался в покрывавший ее слой грязи.

Покачав головой, сыщик молвил:

– Если бы это не было невозможным, то я сказал бы, ваша честь, что это пятно донельзя походит на кровь!

Судья Ди почувствовал, как холодный ужас подступил к его сердцу.

Он быстрым шагом приблизился к скамье и потер ладонью темное пятно, о котором говорил Дао Гань. Затем он подошел к окну и изучил ладонь при свете. На пальцах были темно-красные пятна.

Повернувшись к Дао Ганю, судья приказал:

– Посмотреть под мраморной скамьей!

Дао Гань ткнул копьем в темноту под сиденьем. Наружу выпрыгнула огромная жаба. Дао Гань встал на колени и заглянул под скамью.

– Ничего здесь нет, одна паутина да мусор! – сообщил он.

Затем Дао Гань заглянул за спинку скамьи и повернулся к спутникам.

– Там лежит тело, – промолвил он внезапно охрипшим голосом.

Ма Жун метнулся к скамье. Совместными усилиями сыщики оттащили каменное сиденье в сторону и извлекли из-за него изувеченный труп девушки. Полностью обнаженное тело было покрыто засохшей кровью и грязью. Шея вместо головы заканчивалась обрубком.

Сыщики положили свою ужасную находку на скамью. Ма Жун развязал шейный платок и прикрыл им чресла девушки. В глазах его застыл ужас.