Ниязов Рустам - Решение Смольникова

– Все ясно, – вздыхает Смольников. Он поднимается, обходит сидящих и направляется к балкону. Распахивает дверцу, чтобы впустить в комнату немного свежего воздуха.

– Ой, не надо! – протестует кто-то, поднимая голову от своей тарелки. Действительно, полуденный воздух настолько жарок, что Смольников тут же захлопывает дверцу обратно. Аккуратно огибая стулья, он направляется в другие спальни, но там еще хуже. В пустых комнатах сумрачно и жарко, словно кто-то включил на всю мощность батареи отопления. Когда Саша снова возвращается за стол, Омаров что-то увлеченно рассказывает, стараясь перекричать музыку.

– ...Да, было время! – мечтательно говорит он, откинувшись на спинку стула. – А еще помню, был у нас такой прикол! Допустим, вы строите клиенту дом или коттедж. А клиент попался гнилой, бабки не платит или предъявляет вам претензии. У нас, у строителей такое бывает, что уж греха таить. Вот тогда, чтобы проучить клиента раз и навсегда, вы берете обыкновенное куриное яйцо...

– Яйцо? Зачем? – перебивает его Саша, обмахивая лицо ладонью.

– Это тонкое дело, Саша! – отвечает Омаров, нагоняя интригу. – Нужен точный глаз!

– Ты не отвлекайся, дело говори! – требует лысый толстяк, тоже заинтересовавшись разговором. Затем подает знак Мамеду, чтобы он сделал магнитолу потише.

– Короче, берете яйцо, сырое куриное яйцо и закладываете его в стену строящегося дома. Потом замуровываете и покрываете облицовкой.

– И что будет? – спрашивает толстяк.

– Вонять будет, вот что! В доме будет постоянно пахнуть тухлым яйцом. До скончания века!– сказав это, Омаров в запале бьет кулаком по столу, для пущего эффекта. Публика, как по команде, начинает гоготать над его рассказом.

– Вот тебе на! – весело кряхтит толстяк, обливаясь потом. Остальные тоже шумят и качают головами, дивясь смекалке строителей.

– Да у нас, таких масонских приколов – валом! – вдохновенно откровенничает Жантик. – Вот, к примеру, помните, землетрясение было в Армении, в городе Спитаке?

– Помним-помним! – отвечают все в разнобой.

– Вот об этом и будет мой следующий рассказ...

Саша не выдерживает и направляется в коридор, чтобы постоять немного на лестничной площадке. Он достает из кармана сигареты, открывает дверь и... просыпается.

...Ему с трудом удается разлепить веки. Вязкая слизь налипла на ресницы, и Саша инстинктивно заморгал глазами, чтобы прочистить их. Он нашел себя лежащим на полу, лицом вниз. Рядом кто-то хрипел, жалостливо, как уставший плакать ребенок. «До чего же холодно!» – подумал Смольников, ощущая болезненный озноб, от которого хотелось подобрать ноги и сжаться в клубок.

Когда он повернул голову – а это далось ему тяжело – он увидел Омарова, совсем близко от себя, лежащим на спине. Значит, пока они спали, оба свалились на пол. Губы у Жантика покрылись сероватой корочкой, по лицу разлился нездоровый румянец. Он лежал без памяти или был в бреду, потому что голова его непроизвольно подергивалась, а грудь вздымалась тревожными беспорядочными рывками.

– Маша! – позвал хозяйку Смольников, пытаясь приподнять и развернуть лицо. Но сделал это слишком резко, и на голову накатила волна тупой ноющей боли. Тогда он попытался выбросить вперед руку. Ему это удалось, но он понял, что нарушил сейчас какое-то потайное равновесие своего организма, грубо качнув одну чашку весов. Нечто тяжелое и чужое всколыхнулось в животе, медленно поползло по груди, затем по гортани и вывалилось наружу пенной рвотной массой.

– Маша! – опять позвал он на помощь, уткнувшись лицом в горячую лужицу. Закрыл глаза и вдруг почувствовал, что опять засыпает и уходит в свою жаркую шумную гостиную, где уже слышит музыку, ощущает запах сигарет. Ему становится плохо при мысли, что он опять окунется в эту тошнотворную духоту. Смольников делает нечеловеческое усилие, чтобы удержаться на плаву, не дать лихорадке увлечь его в свой гибельный омут.

– Что здесь происходит? Саша! Жантик! – услышал он чей-то голос. Не сразу понял, что кричит Маша, голос казался очень далеким. Она тронула его плечо.

– Саша, что с тобой? Что с вами?!

Она схватила его за руку, пытаясь перевернуть лицом вверх.

– Руслан! Сюда, быстрее! – раздался ее голос, но Саша уже неминуемо ускользал от нее, снова поднимаясь по воображаемой лестнице и открывая знакомую дверь.

– Саша, ну куда ты сквозанул?! Не отрывайся от коллектива! – звучит голос Омарова. Смольников вернулся в квартиру и стоит теперь в коридоре, не решаясь войти в гостиную. Он видит часть стола, где сидят толстяк и близнецы-братья. Кажется, теперь он догадывается, кто они такие. Эти люди сегодня ночью принимали у них товар и расплачивались с ними за работу. Вот этот лысый, он сидел в машине, а эти двое грузили ящики. Он отсутствовал в гостиной как минимум час, потому что гости уже изрядно были пьяны, судя по надсадному смеху и беспорядочной жестикуляции. Ему не хочется идти туда, но оставаться в коридоре он тоже не может. Лучше, все-таки, сидеть с людьми, чем врозь.

– Ну, пацаны, чпокнем по сто грамм! – говорит толстяк, подсовывая Жантику свой маленький граненый стакан. Он яростно утирается платком, глядя, как золотая струйка напитка заполняет собой стекло.

– За что пьем? – слышится чей-то голос.

– Предлагаю за женщин! – заявляет один из близнецов, здоровенный русский парень.

– Блин, Смола, ты идешь или нет?! – голос Омарова звучит уже требовательно.

Саша делает над собой усилие и входит в гостиную. Жантик тут же наливает ему коньяку.

– Хеннеси, черт побери! – говорит он таким голосом, будто объявляет на аукционе цену за антиквариат.

– Вот так всегда! – это Мамед кричит из своего закутка. – Стоит набухаться, так сразу тянет на баб!

– На то мы и мужики! – бодро, с подъемом звучит голос Омарова. Он решительно закладывает рюмку, и мягко шарит рукой по столу, выбирая закуску.

– Слушайте еще одну байку! – говорит он, отдуваясь от горечи.

– Про баб? – интересуется толстяк, закусывая консервированным ананасом.

– Ну а про кого еще?!

Омаров садится, подтягивает к себе блюдо с мантами, вонзает в него вилку и говорит, улыбаясь:

– Была у меня в бригаде девчонка одна, смышленая такая, работала маляром...

Саша пытается слушать его, но ему плохо и гадко сидеть в этой парилке. Он мельком бросает взгляды на сидящих и понимает, что между ними есть какая-то связь. Неспроста они здесь собрались, в этом пекле, прея, отдуваясь, постепенно задыхаясь без кислорода. Ни один из них не испытывает неудобства, все словно сговорились сидеть здесь до скончания века. Он поднимается со стула и медленно прохаживается по комнате. Неожиданно для себя замечает, что чем дальше отходишь от двери, тем гуще воздух и сильнее жар. Стоять у окна вообще невозможно, полуденное солнце вот-вот прожжет занавески.