Владимир Болучевский - Танцы в лабиринте

- А я за это выпью, - Волков взял рюмку. - Вперед.

Петр и Анатолий чокнулись с Леоном, который, сделав над собой видимое усилие, слабо им улыбнулся. Они выпили.

- Уа-ау! Джизис Крайс!.. - уронила на блюдце чашку с кофе Элис. Джеки... Все обернулись к кухонной двери. В дверях, сонно жмурясь и зябко пряча руки в длинные рукава теплой ночной рубашки, шаркая ногами, обутыми в большие мягкие тапочки с помпонами, появилась Лиза.

- Приветик... - сказала она, смешно сморщилась и широко улыбнулась.

- Этого просто не может быть, - упрямо мотал головой Леон. - Это невозможно! Это чудовищное недоразумение. У меня же есть письмо от ее матери, в котором она... это же ее последняя воля! Она в нем говорит, что открылась дочери и просит меня о том же. Лиза привезла его нераспечатанным, она даже и не знала, что мать, отправив девочку ко мне, ушла из жизни! Что открылась ей пред самой своей смертью! Здесь оно где-то, это письмо, в доме, я его найду. Я готов предъявить его любому суду! С девочкой случилось несчастье, она утратила память, но ведь я же ее отец! Я же ей все рассказал. Не сразу, конечно, ребенка же нужно было подготовить! Нет... Это чудовищная ошибка. Лиза, девочка моя, ну скажи, разве я не прав? Разве тебе плохо у меня? Ну ведь хорошо, правда?

- Хорошо, - растерянно глядя на Элис, пролепетала Лиза.

- Джеки... - Элис смотрела на нее широко раскрытыми агатовыми глазами. Джеки... Итс меднес...

- Элис, помоги ей одеться. - Адашев-Гур-ский взял хозяина дома под локоть и отвел в сторонку. - Леон, вы не должны препятствовать.

- У вас никогда не было своих детей. Вам не понять отцовских чувств. У меня ведь сердце разрывается. Да! Пусть я никогда не видел ее прежде, но я уже успел к ней привязаться. А... зов крови? Его куда девать? Это что, по-вашему, пустой звук? Пустой звук, по-вашему, да?

- Ле-о-он!..- Гурский помахал перед его лицом раскрытой ладонью. - Это я. Как вы себя чувствуете? Вы меня узнаете?

- Конечно, Я абсолютно трезв. Саша... ведь вы же единственный, кому я открыл эту тайну. Самому первому. Неужели вы не помните? Ведь дочь она мне... И мать ее погибла трагически. И у девочки, кроме меня, никого теперь на всем белом свете...

- Хорошо, - вздохнул Гурский. - Мы с вами это знаем. Но, поскольку возникли вопросы, вы ведь позволите уточнить кое-какие детали?

- Безусловно. Уточняйте, я готов.

- То есть вы не против?

- Ну разумеется, ни сколько.

- Хорошо. Мы, в таком случае, Лизу заберем на время с собой. Можно?

- Я пойду с вами, - Леон двинулся к двери.

- Леон, в этой рубашке вы по улице и двух шагов не пройдете.

- Почему?

- Вас арестуют.

- Полагаете?

- Определенно.

- И что же мне прикажете делать?

- Мы сейчас заберем Лизу с собой, - терпеливо втолковывал Адашев-Гурский. - Вы останетесь дома, с гостями. Мы уточним кое-какие детали, и потом я к вам вернусь.

- Обещаете?

- Леон, даю вам слово, что вернусь. Вы мне верите?

- Да. Вам, Саша, я 'верю.

- Вот и хорошо. Петя, - обернулся Гурский к Волкову, - постучись в комнату, взгляни - она там оделась наконец? Сколько ждать-то?

- Так там же Алиса с ней.

- Ну и что?

- Элис, - подошел к двери одной из комнат Волков. - Вы там как, долго еще?

Дверь отворилась, из комнаты вышла растерянная Элис и, вслед за нею Лиза, которая шагнула к Леону и обвила руками его шею.

- Лизонька, девочка... - Леон прижал ее к груди.

- А ведь они похожи, - обернулся к выходящему из ванной Риму Анатолий. Правда?

- А как же иначе, - задумчиво качнул головой Рим, - гены...

- Так. Все. Поехали. - Гурский отпирал входную дверь.

- Всего доброго, господа, - кивнул остающимся Волков. - Приятно было познакомиться.

- Аналогично...- пожал плечами Анатолий.

- Я так думаю, - взглянул на Элис, усаживаясь в волковский джип, Адашев-Гурский, - что мы сейчас к Герману?

- Да, - кивнула она. - В общежитие не надо... пока.

- Уж наверное... - Петр завел двигатель и воткнул передачу.

- Слушай, - затормозив у подворотни Геркиного двора, что на Среднем проспекте Василь-евского острова, возле магазина "Джинн", Петр обернулся к Гурскому, - совсем из головы вылетело... Я же нашел ключи твои. Но, со всей этой канителью, опять дома забыл. Вы давайте к Герману сейчас идите, а я сгоняю и вернусь.

- Так а... что мне там делать-то? Давай, сейчас Герку захватим, заедем к тебе. Я ключи возьму, он - тачку свою. И разбежимся.

- Нет, - Волков взглянул на часы. - Извини, мне вот прямо уже сейчас еще в одно место нужно. Это мои дела, ну... чего объяснять? Ждите меня, короче, у Германа. Я позвоню на базу, ему мои ребята тачку прямо к дому подгонят. Давай. Я быстро.

- Ну давай, - Гурский открыл дверь и вышел из машины.

37

"Вот ведь как бывает, - думал Петр Волков, поворачивая с Университетской набережной направо, на Дворцовый мост. - Живешь себе, книжки всякие читаешь, людей выслушиваешь и считаешь, что все про все тебе известно, все ты уже знаешь. Неточно, правда, в общих чертах, но... Чем таким тебя, в принципе, удивить можно? Хвост у коровы растет книзу. Монгольфьер поднимается кверху, потому что в нем горячий воздух. Кто про коровий хвост сказал? Хемингвей. О! И это знаем. Помним, короче говоря. А кто его Хемингвеем называл? Набоков. И это знаем. Читали. А вот поди ж ты... Лиза. Или Джеки. Она теперь кто? А как она к Леону на шею-то кинулась..."

Он переехал мост, постоял на красном свете светофора, пересек Дворцовую площадь и покатил по Невскому проспекту.

"Хорошо им всем, - посмотрел он на заполненные людьми тротуары. - Живут себе и в ус не дуют. Что ж мне-то Господь хвост так прищемил? Чего мне неймется? Ну давай прикинем - берется нормальная баба (только хорошенькая, естественно, иначе на нее не встанет), и мы на ней женимся. Так? Она, значит, сейчас дома у нас сидит, ждет нас, еду готовит. Па-а-атом, значит... я приезжаю домой, а она уже там. Сидит. И... и она мне говорит: "Здравствуй, любимый! А что так поздно? И что это за люди у нас сегодня ночевали? Тебе тут звонил кто-то, я сказала, что тебя нет дома. Они спросили, когда ты будешь, я сказала - не знаю. А они сказали, что это ничего, они тебя у парадной подождут, такие странные... Раздевайся быстрее, я винегрет сделала". Ну? Во-первых, винегрет я ненавижу. А во-вторых... да пошла бы ты на хер, дура!"

Волков повернул по стрелке на улицу Марата.

"Да, да, согласен. Не все, которые хорошенькие, дуры. Так ведь, если хорошенькая и не дура, то, значит, блядища. С этим мы уже столкнулись. И то сказать, красивая, да умная... на фига я ей сдался со своими заморочками? А готовлю я и сам весьма прилично. Гурский, правда, лучше. Этого у него не отнять. Но не жениться же на нем, на самом-то деле. А про то, что в старости, дескать, стакан воды некому подать будет... Так до нее еще дожить нужно, до этой самой старости. Вон, как я на складе лоханулся. А Гурский на даче. Так что..."