Марина Серова - Пока гром не грянет…

На крыльце служебного входа нас ждал, нервно переминаясь с ноги на ногу, невысокий толстенький человечек. Его несколько обрюзгшее (видимо, от постоянного принятия алкоголя) лицо украшала широкая окладистая борода, которая с лихвой компенсировала недостаток волос на его лысеющей голове.

— Ах, Аленька! Наконец-то! А то я уже начал волноваться! — Как только Алевтина Павловна вышла из машины, бородатый толстячок поспешил спуститься к ней, смешно перебирая ногами по лестнице. Судя по всему, это был Георгий Скоробогатов собственной персоной.

— Все в порядке, милый! — проворковала Алевтина, целуя супруга в щеку. — Я приехала в сопровождении Евгении Максимовны.

— Евгении Максимовны? — удивленно поднял густые брови Скоробогатов.

— Ну да! Охотниковой! Или ты забыл о рекомендации капитана Лисовского?

— Ах да! Действительно, забыл! Так ты уже и этот вопрос успела решить?

— Конечно, мой козлик! Я же у тебя золотце!

Мы с Евгенией Максимовной успели обговорить все формальности, и она любезно согласилась нам помогать!

— Очень приятно, Евгения Максимовна! — Скоробогатов подошел ко мне и поцеловал мне руку. — Можно я буду называть вас просто Женей?

— Конечно, можно! А я вас просто Жорой… — согласилась я. Он не заметил или же сделал вид, что не заметил моего легкого сарказма.

— Пойдем, а то Яромир уже заждался нас! — прервала наш разговор Алевтина Павловна. Пока Скоробогатов со мной любезничал, ее глаза просто метали молнии.

Мы прошли в здание театра и поднялись на третий этаж. Именно там располагалась малая сцена, на которой и ставился «Туз в рукаве». Небольшой зрительный зал, куда мы вошли, насчитывал всего сто — сто двадцать кресел. На первом ряду уныло скучал, откинувшись на спинку кресла и закинув обе ноги на приставленный спереди стул, длинноволосый человек лет тридцати пяти. Он что-то мило насвистывал, глядя в потолок, и при этом планомерно подкидывал в воздух и тут же ловил желтый теннисный мячик. Должна сказать, что с координацией у него было все в порядке — мячик ни разу не упал на пол.

Услышав, что в зал входит группа людей, он, оставив свое глубокомысленное занятие, вскочил с кресла и быстро направился к нам, не выпуская мячика из рук. Правильнее было бы сказать, что он почти побежал. Казалась, его несет какая-то бушующая в нем стихия. При этом, когда он перемещался, его длинные волосы развевались так, словно он бежал против сильного ветра.

У человека было узкое лицо с большим подбородком, выступающими скулами и орлиным носом. Некоторая раскосость серых глаз, пронзительно смотревших из-под густых бровей, свидетельствовала о наличии у их владельца восточной крови. Но была в этих глазах еще и какая-то наивность, столь характерная для представителей цивилизованного зарубежного мира. Не знаю почему, но по такому взгляду сразу можно сказать о человеке: «не наш». Именно так я и подумала о подбежавшем к нам длинноволосом типе.

— Яромир, извини, мы заставили тебя ждать! — сказал ему Скоробогатов.

— О! Ничего страшного! — ответил сероглазый.

Годецкий хорошо говорил по-русски, но с некоторым акцентом, очень похожим на прибалтийский. Я уже не сомневалась, что перед нами тот самый польский драматург, который оставил благополучную Европу ради того, чтобы наши провинциальные зрители увидели его пьесу. Впрочем, может быть, просто у него не было другого выбора, и, кроме наших зрителей, никто больше не хотел наслаждаться его бессмертным творением.

— Познакомься с нашим новым администратором — Евгенией Максимовной Охотниковой, — представил меня Скоробогатов.

— О! Очень приятно! — Годецкий элегантно поклонился. — Ну почему в России так много красивых женщин!

— Думаю, что в Польше их не меньше! — улыбнулась я.

— А вы были в Польше? — спросил Годецкий.

— Честно говоря, нет!

— Вам обязательно надо у нас побывать! Вы просто затмите своей красотой всех наших барышень, пани Охотникова!

— Называйте меня Женя, пан Годецкий.

— Вы тоже можете называть меня просто Яромир. Или Ярик — так меня зовут друзья!

— Мы будем сегодня работать или нет?! — Алевтина Павловна была явно недовольна тем, что очередной мужчина смотрит на меня с нескрываемым восхищением. Ну, с ее мужем все понятно, но при чем тут несчастный поляк? Или эта дама положила глаз на всех мужчин, которые ее окружают, и всех их считает своей собственностью? Боюсь, что в этом случае мне не удастся долго с ней проработать!

— Да, действительно, пора приступать! А то Горбунов нас всех расстреляет, если мы не сделаем спектакль к началу сентября, — сказал Скоробогатов.

— Горбунов — это кто? — спросила я.

— Как? Вы не знаете директора нашего театра? — удивилась Алевтина.

— Ну откуда Евгения Максимовна может знать фамилию директора? — подал голос Скоробогатов. — Ее ведь не печатают в афишах!

— Да уж! — хмыкнула его супруга. — Зато твое имя там красуется постоянно!

— И твое, между прочив, тоже! — заметил главный режиссер.

— А я-то думала, что главный режиссер — это действительно главный человек в театре! — сказала я.

— Вы наивная девушка! — махнул рукой Скоробогатов. — У нас деньги на постановку выделяет именно директор. А кто платит деньги, тот и заказывает музыку. Ладно, пора начинать! Где остальные актеры? Люди! Пора на сцену!

Последние слова Скоробогатов прокричал, сложив руки рупором в сторону небольшого возвышения, которое, видимо, и служило сценой в этом маленьком зале.

Как я уже говорила, к заядлым театралкам меня отнести нельзя. Может быть, я рискую показаться банальной и неинтеллектуальной, но театру я все-таки предпочитаю кинематограф. Вероятно, именно поэтому театральная репетиция показалась мне совершенно унылым и скучным зрелищем.

Насколько я поняла, в пьесе было всего три главных героя — тот самый классический любовный треугольник, о котором мне уже успела рассказать Алевтина Павловна.

Битый час я наблюдала за тем, как Алевтина Павловна, а точнее, ее героиня, пыталась объяснить своему любовнику, что она не может оставить мужа, потому что тот без нее погибнет от тоски.

В это время ее настоящий муж нервно ходил рядом со сценой, время от времени то одобрительно поддакивая, то, наоборот, прерывая актрису фразами типа «Здесь надо не так!» или же «Нет, ты не права! Это неубедительно!» Прямо Станиславский какой-то со своим знаменитым «Не верю!»

Героиню Скоробогатовой звали Агнешкой. Не знаю, какого возраста должна была быть данная пани по пьесе, наверное, молодой, лет двадцати пяти. Во всяком случае, столько было актеру, который играл ее любовника, — по-моему, Скоробогатов называл его Аркадием. Это был богемного вида молодой человек с густой шевелюрой длинных черных волос, черной бородой и такими же черными усами. И глаза у Аркадия тоже были черные и жгучие. Должна сказать, что внешне он мне понравился — очень импозантная личность. И играл он, надо сказать, куда лучше своей партнерши.