Дик Френсис - Миллионы Стрэттон-парка

Все, даже Ребекка, слушали как завороженные.

– Еще до того, как я приехал в Стрэттон-Парк, Роджер Гарднер сказал мне, что там есть архитектор, проектирующий новые трибуны и ни бельмеса не понимающий в скачках, не представляющий себе, что такое поведение толпы, и не желающий ничего слушать, не принимающий советов, что он позорит ипподром и что даже нечего и думать отговорить вас не иметь с ним дела.

Я замолчал. Вместе со мной молчали все.

– Ну вот, – продолжил я, – я приехал на ваше собрание акционеров в прошлую среду, встретился со всеми вами и послушал. Я узнал, что каждый из вас хочет от ипподрома. Марджори хотела, чтобы все оставалось как было. Вы, Конрад, хотели новые трибуны, но если брать глубже, вы намеревались спасти Ребекку, хотя в тот момент я об этом не догадывался. Кит хотел продать ипподром и получить деньги. Ребекка нацелилась все кардинально переиначить, как она сказала, все должно было быть новым, новый управляющий, новый секретарь скачек, новый облик старомодного Стрэттон-Парка. Марджори блестяще провела собрание, перед ней склонился бы в восхищении любой дипломат, и так обработала вас, что все вышло по ее, а именно, Стрэттон-Парк должен был оставаться на обозримые времена таким, как был, не претерпев никаких изменений.

Дарт восхищенно взглянул на тетушку и почти расплылся в улыбке. Я продолжил:

– Это не устраивало Ребекку, не устраивало и Кита. Кит уже нанял актера Гарольда Квеста создавать беспорядки под видом демонстраций против скачек с препятствиями, они шумели перед главными воротами, стараясь отпугнуть людей от посещения Стрэттон-Парка, сделать его непривлекательным, чтобы он потерял доходность и обанкротился и вам так или иначе пришлось бы его продать, то есть продать самое дорогое, что в нем есть – землю. Он также велел Гарольду Квесту поджечь загородку-препятствие у открытой ямы на кругу для прыжков, потому что именно в этом месте погибла лошадь во время последних скачек, но получился просто пшик. Кит не отличается большим умом. Но вот Ребекка…

Я заколебался. Нужно было кое-что рассказать, жаль, что этого сделать не мог никто, кроме меня.

– В стрэттоновской семье, – снова заговорил я, подходя к сути издалека, – два добродушных, безобидных человека, Айвэн и Дарт. Один очень умный человек – Марджори. Есть Конрад, на поверку не такой уж сильный, каким видится со стороны, каким хочет казаться. В каждом из Стрэттонов в крови необузданность и вспыльчивость, которые уже обошлись вам в целые состояния. Соедините эти черты с недалеким умом и заносчивостью, и вы получите Форсайта с его косилками. Во многих Стрэттонах, как и в нем, живет уверенность, что все им сойдет с рук, а если не сойдет и выйдет наружу, могущественные родственники употребят свои деньги и влияние, загладят любой скандал, как всегда и получалось в прошлом.

– И как будет и в следующий раз, – твердо произнесла Марджори.

– И как будет и в следующий раз, – согласился я. – Однако скоро вам понадобится все ваше умение, чтобы спасти фамильную честь.

Удивительное дело, они продолжали внимать моим словам и не пытались прервать. Осторожно подбирая слова, я сказал:

– Ребекка умеет сдерживать свою необузданность, ее эмоции находят выход во время состязаний, требующих огромной сосредоточенности и умения сконцентрировать всю энергию в одном стремительном порыве. Она обладает великолепной отвагой и волей к победе. И невероятным, поглощающим все стремлением добиваться своего своими силами. Когда Марджори помешала ее плану получить новые трибуны, она принимает простейшее решение – отделаться от старых.

На этот раз Конрад начал было протестовать, ему вторила Марджори, но Ребекка с Дартом сидели, как в рот воды набрали.

– Я догадываюсь, – сказал я Ребекке, – что вы велели ему сделать это, в противном случае нечего и думать о контракте.

Она смотрела на меня немигающими глазами, как неукрощенная тигрица. Я произнес:

– Уилсон Ярроу уже был повязан, и очень крепко, этой попыткой шантажа. Он понимал, так же, как и вы, что разрушение части трибун будет означать неизбежную потребность отстроить новые. Он познакомился со старыми трибунами и, как архитектор, понимал, как с минимумом усилий получить максимум эффекта. Главная артерия всего строения – лестничная клетка. Достаточно, чтобы она провалилась, и все прилегающие помещения посыплются в сторону образовавшегося колодца.

– Я не имею к этому никакого отношения! – выкрикнула Ребекка.

Конрад вскочил со своего места. Конрад… был в ужасе.

– Я видел эти заряды перед тем, как они взорвались, – обратился я к Ребекке. – Я видел, как они были заложены. Очень профессионально. Я бы сам мог сделать так. И мне известны торговцы, которые, в отличие от моего друга, гиганта Генри, люди безответственные и могут без лишних вопросов спокойно продать вам все, что хотите. Но для тех, кто занимается взрывными работами, очень непросто рассчитать нужное количество зарядов. Каждое здание имеет свои собственные сильные и слабые стороны. И всегда подмывает использовать больше, чем меньше. То количество, которое использовал Ярроу, разнесло все здание.

– Нет! – Ребекка смотрела на меня уничтожающим взглядом.

– Да, – возразил я ей. – Вы с ним решили, что лучше всего это сделать утром в пасхальную пятницу, когда там не будет ни души.

– Нет!

– Уилсон Ярроу просверлил дырки и заложил заряды, а вы в это время находились поблизости.

– Нет!

– Он не мог действовать без прикрытия. Если идешь на преступление, всегда лучше, чтобы кто-то стоял на стреме, причем кто-нибудь такой, на кого можно положиться.

Дарт беспокойно заерзал. Потом на лице у него расцвела ухмылка. Он просто не мог удержаться, чтобы не ухмыльнуться.

– Вы сидели и сторожили его в машине Дарта, – уточнил я.

У Ребекки вдруг широко округлились глаза. Она снова произнесла «нет», но уже без того жара, с каким делала это до сих пор.

– Вы думали, – проговорил я, – что если вы будете в своем ярко-красном «Феррари», то любой рабочий ипподрома, увидев его в день, когда нет никаких скачек, обязательно запомнит это и непременно сообщит властям после взрыва. Поэтому вы приехали в машине Дарта, который всегда оставляет ключи в машине, и вели себя спокойно, будучи уверенной, что на ипподроме настолько привыкли к машине Дарта, что не обратят на нее никакого внимания, и вы будете практически невидимой. Но вы не приняли в расчет Гарольда Квеста, актера и необыкновенно надоедливого человека, сующего нос не в свои дела. Кстати, будь он настоящий демонстрант, он не торчал бы в такой день у ворот ипподрома. И для вас, наверное, было полной неожиданностью, когда он заявил, что автомобиль Дарта там появлялся, и подробно описал его полиции. Но это была меньшая неприятность для вас, чем если бы он сказал, что это была ваша машина, красный «Феррари».