Дик Френсис - В мышеловке

– Возможно.

– Вы еще молоды и неопытны, дорогой.

– Пусть будет так.

– Разумеется, все было на месте, когда я на прошлой неделе, в пятницу, поехала к Бетти, с которой давно не виделась. Просто смешно, если вдуматься: сидишь вечно дома, оберегаешь его от пожара и грабежа. Но я все-таки совершила путешествие в Австралию, и все обошлось, а здесь…

Она замолчала, чтобы перевести дух. «Случайное совпадение!» – подумал я.

– Просто чудо, дорогой, что я прихватила с собой к Бетти большую часть своих драгоценностей, потому что раньше я никогда так не делала. Арчи обычно говорил, что так безопаснее, он всегда был заботливым, милым и предусмотрительным…

– Значит, Австралия? – переспросил я.

– Да, дорогой. А что здесь такого? Я поехала туда проведать сестру Арчи, она живет там Бог знает сколько и почувствовала себя одиноко после того, как овдовела, бедняжка. Мне было очень интересно поехать, потому что я, собственно, никогда не виделась с ней, мы лишь обменивались открытками, и я прожила у нее полтора месяца. Она хотела, чтобы я у нее осталась, а мы так ладили, как огонь с керосином… О дорогой, просто к слову пришелся огонь. Я ей и говорю, что хочу вернуться в свой домик над морем и все обмозговать… Конечно, в ту поездку я тоже прихватила с собой драгоценности, дорогой…

– Может, вы и Маннинга купили, когда были там? – спросил я неожиданно даже для самого себя.

Не знаю, почему я так сказал. Может, потому, что вспомнил о Дональде, который тоже ездил в Австралию. Но я был совершенно не готов к ее реакции. Ее словно громом поразило. Раньше она была недоверчива и сердита, а теперь – недоверчива и испуганна. Она одним глотком прикончила свой джин, соскользнула с табурета и прикрыла рот дрожащими пальцами с красными ногтями.

– Неужели это так? – спросил я взволнованно.

– Откуда вы знаете?

– Я ничего не знаю.

– Вы не с таможни?

– Конечно нет.

– Ой, дорогой, дорогой… – Она дрожала и была в отчаянии так же, как и Дональд.

Взяв ее за руку, я подвел к креслу.

– Садитесь, – сказал я ободряюще, – и рассказывайте. Все по порядку.

Пришлось принести еще один двойной джин. Через десять минут она пришла в себя.

– Так вот, дорогой, я не искусствовед, как вы, возможно, догадываетесь, но там была картина сэра Альфреда Маннинга… подпись, документы и все как полагается, да и недорого, и я подумала, как был бы доволен Арчи, если бы у нас висел настоящий Маннинг. Мы оба очень любили скачки, а еще сестра Арчи подбила меня, и я, как вы могли бы выразиться, воодушевилась и купила ее… – Она замолчала.

– Дальше, – сказал я.

– Я полагаю, дорогой, что вы уже и сами обо всем догадались из того, что я вам рассказала.

– Вы привезли ее в Англию, не указав в таможенной декларации?

– Да, дорогой… – Она вздохнула. – Конечно, вышло все по-дурацки, но я даже не подумала про таможню, когда покупала картину, и даже когда вернулась домой. Только через неделю сестра Арчи спросила, не собираюсь ли я записать картину в декларацию, а меня просто в ярость приводит требование выплачивать таможенную пошлину… Во всяком случае, я подумала, что мне следует разузнать о размерах пошлины, и выяснила, что пошлины в полном понимании не существует на картины, купленные в комиссионном магазине и вывозимые из Австралии… Хотите, верьте, хотите, нет, но они сказали, что мне придется заплатить налог на добавленную стоимость – это такой налог, который взимается с каждой покупки, вы знаете. То есть мне пришлось бы, дорогой, выплатить восемь процентов от суммы, которую я заплатила в магазине. Вы только представьте себе! Я просто была вне себя, дорогой! Сестра Арчи пожалела, что я не оставила картину у нее, потому что если я решусь переехать в Австралию, а она уговаривала меня переехать, выйдет, что я ни за что заплатила пошлину. Но я не была уверена, что вернусь, и, что бы там ни было, хотела видеть Маннинга на стене нашего дома, чтобы сделать приятное Арчи… Так вот, дорогой, картина была аккуратненько упакована в бумагу, я спрятала ее в ночной рубашке, и мне удалось протащить ее через таможню. Ну, и меня… никто не остановил.

– Сколько вы должны были заплатить?

– Ну, дорогой, если быть точной, то где-то чуть больше семисот фунтов. Я понимаю, деньги не Бог весть какие, но смириться с этим я просто не могла.

Я прикинул в уме.

– Значит, картина стоила девять тысяч?

– Ну да, дорогой. Ровно девять… Я не прогадала? Вернувшись, я спрашивала у знающих людей, и они сказали, что картины Маннинга стоят по пятнадцать тысяч…

– Примерно так, – подтвердил я, – хотя некоторые можно купить за полторы тысячи, а то и дешевле.

– Во всяком случае, дорогой, подумав о страховке, я спохватилась: что делать, если страховые агенты потребуют, скажем, квитанцию… Может, оно так и было бы, но я ничего не стала предпринимать, потому что если бы я решила переезжать в Австралию, то могла бы просто взять картину с собой. И никому не причинила бы ущерба…

– Складно, – согласился я.

– А теперь все сгорело, вы вправе думать, что так мне и надо, потому что девять тысяч улетели с дымом, и я из них не увижу даже одного пенни.

Она допила джин, и я заказал еще.

– Я понимаю, что дело не мое, но как у вас в Австралии под рукой оказалось девять тысяч? Есть же закон, по которому нельзя вывозить столько наличных.

Она самодовольно хихикнула:

– Не очень-то вы знаете жизнь. Не бойтесь, все было блеск! Я лишь заглянула с сестрой Арчи к ювелиру и продала ему брошку – такая гадкая лягушка, дорогой, с большим алмазом посредине лба, что-то из шекспировских сюжетов, хотя я и не уверена, во всяком случае, я ее никогда не носила, такая она была уродина, но я, конечно, прихватила ее с собой, потому что она того стоила, и я продала ее за девять с половиной тысяч австралийских долларов, одним словом, проблем не было…

Мейзи сочла, что я должен с ней поесть, и мы приступили к обеду. Аппетит у нее был отменный, но настроение грустное.

– Вы никому не скажете про картину?

– Конечно нет.

– Я могу попасть в передрягу, дорогой.

– Понимаю.

– Самое меньшее – штраф, – продолжала она. – На мне постараются отыграться, хотя речь пойдет лишь о маленькой контрабанде…

– Никто не догадается, если вы сами будете молчать. – И вдруг меня осенило: – Вы кому-нибудь уже говорили, что купили картину?

– Нет, дорогой, поскольку я думала, что лучше делать вид, будто картина у меня не первый год, и я даже не повесила ее на стену, потому что одно колечко болталось, и я боялась, что она может упасть, но я так и не смогла решить, кого бы попросить закрепить ее… – Она замолчала, смакуя креветки. – Вы, наверное, думаете, какая я глупая, но мне кажется, я просто боялась, хоть и не чувствовала себя виноватой. Я до сих пор не понимаю, почему мы должны платить этот чертов налог. Вот потому взяла и спрятала картину.