Дик Фрэнсис - Бурный финиш

— Постоянно, — согласился я.

— И все же тебе не следует заходить так далеко. — Сердце у меня вдруг защемило. — Тебе вовсе нет необходимости делать мне предложение.

У меня екнуло сердце.

— Далеко не всем делают предложения на заднем дворе пекарни у помойки, — пробормотала Габриэлла. Ее губы задрожали и растянулись в кривую улыбку, от которой у меня внутри все содрогнулось.

— Милая... — сказал я.

— Генри, — сказала она, — меня просто распирает от счастья.

Я поцеловал ее, и меня охватило, похоже, такое же чувство, что и Габриэллу. Прошло еще полминуты, и наваждение кончилось. Я вспомнил о Саймоне.

— Что такое? — спросила Габриэлла, увидев, что я вдруг выпрямился.

— Время...

— А!

— И Саймон...

— Мне страшно за него, — прошептала Габриэлла.

— Мне тоже.

Она взяла листок у меня из рук и посмотрела на него.

— Мы делаем все, чтобы не сказать правды — что все это означает.

— Да, — тихо согласился я.

— Вот и скажи, пожалуйста, сам.

— Это была та весточка, которую он мог оставить. Причем единственным способом. — Я замолчал и пристально посмотрел в ее серьезные глаза. После секундной паузы я закончил: — Его больше нет в живых.

— Может, он попал в тюрьму, — растерянно сказала Габриэлла.

Я покачал головой:

— Саймон уже третий, кто вот так исчез. Был некто Баллард, организовывавший транспортировку лошадей отсюда, потом Питерс — у него была как раз моя работа. Теперь они оба исчезли. Баллард пропал год назад. Они как в воду канули.

— Этот Билли... — медленно начала Габриэлла.

— Этот Билли, — продолжил я, — молод, жесток и носит под мышкой заряженный револьвер.

— Пожалуйста, не возвращайся с ними.

— Я в безопасности — пока я буду помалкивать. — Я забрал у Габриэллы отчаянное послание Саймона, скрепил булавкой банкнот и записку, собрал былинки сена и положил все это в бумажник. — Я вернусь в Англию и там разберусь, к кому мне следует обратиться.

— В полицию, — сказала Габриэлла.

— Не уверен.

Я вспомнил о югославской купюре и о словах Габриэллы, сказанных ею в первый наш вечер вместе: «Коммунисты начинаются в Триесте». У меня было чувство человека, ненароком оступившегося и угодившего в кротовую нору, где он обнаружил целую тайную сеть подземных ходов. Было маловероятно, что те, с кем меня свела судьба, были самыми заурядными мошенниками. Это были курьеры, агенты... и бог знает, на кого они могли работать. Удивительно, что я так близко соприкоснулся с людьми, о существовании которых только догадывался, но тем не менее и не надеялся увидеть воочию. Впрочем, соседи Питера и Хелен Крогер в Кранли-Драйв, наверное, тоже были бы сильно удивлены.

— Билли, скорее всего, уже выгрузил то, что доставил в сетке, — сказал я, — хотя я, конечно, вернусь и...

— Нет, — горячо перебила меня Габриэлла. — Не ищи. Именно это, наверное, и сделал Саймон. Обнаружил деньги. А Билли увидел.

— Наверное, так оно и случилось. А в тот раз полетели еще двое конюхов, которых я ранее не встречал. Где-то в полете Саймон обнаружил то, на что я не обращал внимания. Как это случилось, что он потом сделал? Может, потому, что там оказался один лишний человек, может, потому, что Билли не удалось отвлечь его внимание теми способами, что сработали в моем случае, а может, из-за их личных взаимоотношений, о чем мне не было известно. Так или иначе, Саймон понял, чем занимается Билли, и Билли это тоже понял. Саймон, наверное, вспомнил в конце полета, что Баллард и Питерс исчезли безвозвратно и что у него нет возможности посадить Билли, юного подонка с револьвером, в тюрьму. Саймон смог улучить несколько минут в туалете. Карандаша под рукой не оказалось. Только булавки и флакон, который я вручил ему в офисе авиакомпании. Флакон с именем Габриэллы, о существовании которой Билли и не подозревал. Таблетки — в унитаз! Банкнот и бумажку со странным посланием — во флакон. Сделал это и ушел навсегда!

— Только, пожалуйста, не копайся в сене, — еще раз повторила Габриэлла.

— Нет, нет, — согласился я. — Лучше пусть это сделает официальное лицо в следующий раз, когда полетит Билли.

Габриэлла облегченно вздохнула:

— Мне бы очень не хотелось, чтобы ты исчез.

— Этого не будет, — успокоил ее я. — Большую часть пути я проведу в обществе Патрика и человека, который купил куклу. А потом, когда мы прилетим, я тебе позвоню, чтобы ты не волновалась. Устраивает?

— Это будет здорово, — отозвалась Габриэлла. — Я сразу перестану волноваться.

— Лучше и не начинай, — сказал я. — Все будет отлично. Боги Древнего Рима, наверное, хохотали до упаду, слушая наши рассуждения.

Мы прошли через булочную и оказались на улице. Я понял, что придется очень постараться, чтобы не опоздать.

— Нам надо взять такси, — сказал я.

Габриэлла покачала головой:

— Здесь его не поймать. Лучше доехать на трамвае до центра, а там уже сесть в такси.

— Ладно, — согласился я. — Трамвай или такси — неважно. Поедем на том, что придет раньше.

Трамваи ходили по большому проспекту, на который выходил этот тихий переулок. Мы прибавили ходу.

— Я и не подозревала, что уже так поздно, — сказала Габриэлла, увидев уличные часы, обе стрелки которых показывали на северо-восток.

— И эти еще отстают, — сказал я. — Сейчас четверть.

На проспекте показался длинный зелено-кремовый трамвай.

— Бежим! — крикнула Габриэлла. — Остановка за углом. Надо успеть.

Мы побежали, держась за руки. До угла оставалось шагов десять, не больше.

Внезапно Габриэлла вскрикнула и споткнулась. Я дернул ее за руку, она прижалась ко мне. Вдруг я почувствовал острую боль в боку. Мы оба упали на мостовую — я первым, чтобы уберечь ее от удара.

Двое-трое прохожих остановились, стали помогать нам подняться. Но Габриэлла лежала неподвижно. Я увидел маленькую дырочку на спине ее пальто, почти по центру. Цепенея, я опустился на колени рядом с ней. Затем я засунул левую руку внутрь пиджака, дотронулся до пылающего правого бока, а когда снова вынул руку, она была вся в крови.

— Нет, — только и произнес я. — Нет...

Склонившись над Габриэллой, я перевернул ее на спину, взял на руки. Глаза ее были открыты. Они остановились на мне.

— Генри, — прошептала она. — Я... не могу дышать.

Вокруг нас уже собралась небольшая толпа. Я отчаянно вглядывался в их озадаченные лица.

— Доктор, — сказал я. — Медико! — Нет, это кажется, по-испански.

— Si, si, — сказал мальчик, стоявший у моего локтя. — Undottore [7] Да, да. Доктор (ит.). .

В толпе возникли шевеление и переговоры. Я понял только одно слово «Inglese», англичанин, говорили они, и я кивнул. Я осторожно распахнул коричневое замшевое пальто Габриэллы. В правой части была большая рваная дыра с темными краями. Черное платье было мокрым от крови. Я неистово замахал рукой, чтобы собравшиеся отошли, и они в самом деле отодвинулись на шаг.