Джеймс Чейз - Без денег ты мертв

При температуре ниже нуля и с тротуарами, заваленными снегом, Нью-Йорк стал для меня невыносим. Я тосковал по солнцу. Уже два года как я не был в Парадиз-Сити, и теперь мне хотелось отдохнуть в комфорте в роскошном отеле “Спаниш-Вэй” — лучшем отеле на побережье Флориды.

Я продал в Нью-Йорке пару рассказов, а мой последний роман стоял третьим в списке бестселлеров в течение шести месяцев, так что о деньгах я мог не беспокоится. Глядя в окно на серое небо, падающий снег и людей далеко внизу, копошившихся как муравьи на ледяном ветру, я потянулся к телефону.

Телефон — чудо удобств. Тебе приходит в голову какая-нибудь мысль и телефон превращает ее в реальность, конечно при условии, что у тебя есть деньги. У меня они были, поэтому через несколько минут я уже говорил с Жаном Дюлеком — управляющим отеля “Спаниш-Вэй” в Парадиз-Сити. Еще через несколько минут за мной зарегистрировали номер с балконом, освещенным солнцем десять часов в день и выходящим на океан.

Тридцатью шестью часами позже я прибыл в аэропорт Парадиз-Сити, где меня ожидал сверкающий белый “кадиллак”, который доставил меня в легендарный отель, обслуживающий только пятьдесят гостей, с каждым из которых обходятся как с очень важной персоной.

Первую неделю я провел безмятежно, загорая на солнышке, болтая с девочками и переедая, потом я вспомнил про Эда Барни. Два года назад я познакомился с этим толстым, обрюзгшим от пива портовым бродягой, перебивающимся случайными заработками, и он дал мне идею для книги. Барни называл себя человеком, который держит ухо к земле. Чего он не знал о закулисных махинациях, преступлениях, сексуальной жизни и грязи за фасадом Сити, и знать не стоило.

Я спросил у Дюлека, здесь ли еще Барни.

— Конечно. — Он улыбнулся. — Парадиз-Сити без Барни все равно, что Париж без Эйфелевой башни. Вы найдете его, как обычно, или в “Таверне Нептуна” или рядом с ней.

И вот, после превосходного отеля, я отправился в вонючий торговый район с его толпой обвешанных фотокамерами туристов, с рыбаками и рыбацкими лодками — одно из самых живописных местечек на побережье Флориды.

Я нашел Эда Барни сидящим на причальной тумбе перед захудалой “Таверной Нептуна”. Он по-прежнему был одет в поношенный грязный свитер и заляпанные жирными пятнами брюки, в которых я видел его при нашей первой встрече. Кто-то, вероятно, он сам, залатал свитер и сделал это очень неумело. С пустой пивной банкой в огромной ручище он сидел, похожий на что-то, выброшенное волнами на берег и разбухшее от воды, а вокруг кипела толпа туристов. Сказать, что Эд Барни знавал лучшие дни, значило бы больше, чем признать очевидный факт. Глядя на него теперь, всякому было ясно, что он просто должен был знать лучшие дни. Дюлак говорил мне, что Барни одно время держал школу подводного плавания и был умелым аквалангистом. Его погубило пиво. Огромный, вспухший, с лицом, почерневшим за годы, проведенные под флоридским солнцем, с плешивой головой и с маленькими голубыми глазками, неустанно высматривающими возможность заработать деньгу, он сидел как стервятник, поджидающий добычу.

Он заметил меня.

По тому, как он выпрямился, подобрал брюхо и швырнул в воду пустую банку, я понял, что он узнал меня. Он смотрел на меня как человек, заблудившийся в пустыне, смотрит на желанный оазис.

— Привет, Барни, — сказал я, останавливаясь рядом. — Помните меня?

Он кивнул и его маленький рот изобразил улыбку.

— Да, конечно, я вас помню. У меня хорошая память. — В его глазах появилось любопытство. — Вы — мистер Кемпбелл, писатель.

— Верно наполовину. Писатель, правильно, только зовут меня Камерон, — сказал я.

— Угу .. Камерон, помню. Если я что умею, так это запоминать лица. Я рассказал вам про алмазы Эсмальди, так?

— Было такое.

Он почесал волосатую руку.

— Вы написали об этом книжку?

Я отрицательно покачал головой. Не такой уж я простофиля.

— Ну, ладно, а история была хорошая. — Он опять почесался, потом посмотрел на дверь, ведущую в кабак. — Я всегда держу ухо к земле. Хотите послушать что-нибудь новенькое?

Хотите расскажу про марки Ларримора? — Он смотрел на меня пристально, испытующим взглядом.

— Марки, что может быть нового о марках? — спросил я.

— Угу, хороший вопрос. — Он засунул руку под свитер и почесал живот. — Вы разбираетесь в марках, мистер? Я признался, что нет.

Он кивнул и вынул руку.

— Я тоже не разбирался, пока не услышал про марки Ларримора. У меня есть контакты, у меня есть друзья газетчики, которые любят поговорить. Даже копы любят, поговорить, а я слушаю. — Он потер тыльной стороной ладони по обветренным губам. — Хотите послушать об этом?

Я сказал, что марки меня не интересуют.

Он кивнул.

— Правильно. Меня они тоже не интересовали, но тут особый случай. Пошли, выпьем пива. — Он тяжело поднялся на ноги. — Кроме меня никто не знает всей истории целиком, а я получил ее, держа ушки на макушке, а рот на замке. Давайте потолкуем. — Он двинулся через толпу, как бульдозер через усыпанную камнями площадку. Люди или отступали с его дороги, или отлетали, словно сшибленные грузовиком. Я следовал за ним, зная, что он думает о пиве, а когда Эд Барни думает о пиве, он не обращает внимания ни на кого, кроме человека, который платит по счету.

Сэм, чернокожий бармен, лениво протирал стаканы, когда мы вошли в бар, и едва он завидел меня, как его глаза загорелись. Он не только узнал меня, но и понял, что на следующие несколько часов ему обеспечен сбыт огромного количества пива, плюс чаевые.

— Добрый вечер, мистер Камерон, сэр, — сказал он, сияя улыбкой, — давненько вас не видели. Рад снова встретить вас в наших краях, сэр. Что вам подать?

— Два пива, — сказал я и пожал руку, потому что здесь это принято.

Барни уже пристроил свою тушу на скамейке у окна и оперся локтями на грязный стол. Я сел напротив Барни. Мне были известны его привычки. Он не любил торопиться. Прежде чем начать рассказ, ему нужно утолить жажду. Он пил медленно и спокойно, но не отрывал губ от стакана, пока тот не опустел. Потом он поставил стакан, вытер губы рукой и испустил долгий, тихий вздох.

Мне не пришлось подзывать Сэма. Он уже ставил на стол второй стакан пива.

— Знаете, мистер, когда доживешь до моего возраста, — сказал Барни, — пиво становится большим утешением. Было время, когда я бегал за женщинами. Теперь они для меня ничего не значат, но вот пивом я, можно сказать, живу. — Он тронул пальцами свой нос, расплющенный на пол-лица. — Если бы не женщины, у меня теперь не было бы такой сопатки. Ее муж застал нас врасплох, а он умел драться. — Он покачал головой и протянул руку за стаканом. — Мне еще повезло, что он разбил кулак об мою физию, иначе мне пришлось бы много хуже.