Родриг Оттоленгуи - Пуговица-камея

– Вы нашли рубин? – воскликнул Митчель с удивлением.

– Вот он, – сказал Барнес и передал Митчелю камень. Торе прикусил губы и с трудом сохранял самообладание.

– Мне очень жаль разочаровывать вас, мистер Барнес, – сказал Митчель, взглянув на камень, – но это не мой рубин.

– Уверены ли вы в этом? – спросил сыщик с торжествующей улыбкой.

– Да, хотя вы заслуживаете полной признательности; хотя это и не рубин, это все же украденный камень. У меня есть подделки всех моих камней. Я не желал ставить на пробу такой дорогой камень и воспользовался подделанным. Это и есть фальшивый рубин. Но как вы получили его?

– Я уже несколько дней в Нью-Йорке, и все это время лично следил за Монтальбаном. Вчера, к моему удивлению, он отправился в полицию и достал себе разрешение осмотреть украденные камни под тем предлогом, что он, может быть, поможет раскрыть тайну. Я почувствовал, что тут что-то кроется, и достал себе такое же разрешение; исследование камней с помощью специалиста показало, что при осмотре камней дерзкий негодяй подменил настоящий камень поддельным.

– Клянусь, – воскликнул Митчель, – этот человек артист в своем роде. Следовательно, это настоящий рубин – и я вам обязан его возвращением. Но расскажите же нам, как вы все-таки вернули рубин?

– Я слышал однажды, как Монтальбан говорил, что умный вор должен прятать украденную вещь на своем теле, чтобы иметь ее всегда под рукой; поэтому я был уверен, что он так и поступает. Когда теперь рассказ мистера Митчеля дошел до того места, где стало ясно, что все открыто, этот человек, присутствующий здесь, бросил рубин в свой стакан с бургундским, его вряд ли стали бы искать; в крайнем случае можно было и проглотить его. Это он и попытался сделать, но я быстро выпил его вино, и рубин оказался у меня во рту. А теперь, мистер Монтальбан, я арестую вас именем закона.

При этих словах сыщик положил руку на плечо Торе. К удивлению всех присутствовавших, Торе несколько секунд оставался совершенно спокоен, а потом сказал медленно и внятно:

– Господа, мы слышали сегодня несколько историй; не желаете ли вы выслушать еще мою и подождать несколько секунд с вашим суждением?

– Конечно, мы вас выслушаем, – сказал Митчель, удивлявшийся спокойствию этого человека, и гости, за исключением сыщика, ставшего сзади своего пленника, сели по местам.

– Налейте мне вина, – сказал Торе кельнеру и спокойно выпил глоток.

– Я не утомлю вас длинным рассказом, – начал он, – я выскажу только свой взгляд. Образованное общество нашего времени косо смотрит на так называемый класс преступников и наказывает их; а между тем исследовал ли кто-нибудь условия и причины, приводящие к преступлению? Жизнь, которую ведет такой человек, не так привлекательна, чтобы он ее мог выбрать по собственной воле, по крайней мере, человек с нравственными инстинктами. Иное, конечно, человек безнравственный. Но если человек безнравственен от рождения, чья в том вина? Самого ли человека или его прошлого, под которым я подразумеваю его предков и условия их жизни? Мы жалеем человека, унаследовавшего телесный недостаток, и осуждаем того, кто родился безнравственным, хотя его положение совершенно такое же и зависит от тех же условий. Я – такой человек и всегда был преступником, по крайней мере в том смысле, что изыскивал средства к жизни так называемыми нечестными путями. Но вы скажете, мистер Барнес, – обратился он к сыщику и этим настолько приковал его внимание, что ему удалось незаметно опустить в стакан с вином маленькую белую пилюлю, – что я честно работал в ювелирной фирме. Чем бы я ни занимался, я всегда старался действовать артистически, как несколько секунд назад заявил мистер Митчель. Делая вид, что честно зарабатываю свой хлеб, я тем самым отводил глаза проницательной парижской полиции, и меня ни разу не могли изобличить, хотя я часто бывал под подозрением. Так и теперь. Делая вид, что я вам что-то желаю объяснить, я, в сущности, ничего не объяснил. Я просто хотел помешать суду надо мной за преступление, в котором меня обвиняют, что я и делаю.

Он быстро схватил и осушил свой стакан, хотя Барнес и старался этому помешать. Через десять минут он был мертв.