Картер Браун - Пуля дум-дум

Тогда, спотыкаясь, он пересек комнату и рухнул на кушетку.

- Ради Христа, Уилер, - застонал он. - Что происходит? Когда-то я кое-что собой представлял - в моих руках была большая власть, я держал в страхе и подчинении целую империю. - Последовала минутная пауза, во время которой он неуклюже вытирал рот ладонью. - Мне ни в чем не было отказа. Стоило лишь щелкнуть пальцами, и передо мной возникало все лучшее - девки, напитки, самые прекрасные машины. И тем не менее, когда я увидел, что близится конец, когда меня начали обкладывать со всех сторон, я продумал несколько законных сделок и надеялся их провести, уверенный, что они будут давать прибыль, когда меня уже не окажется поблизости.

Таким образом, я мог не беспокоиться за будущее жены и сына. - Он смахнул рукой пот со лба и вытер ее о халат. - Я отослал их. Я не хотел, чтобы они находились рядом, когда начнется процесс. Я думал, что получу от трех до десяти лет, но мне припаяли все тридцать. Господи, даже подумать страшно! - Его передернуло. - В первые два года моя жена раз в месяц приезжала ко мне на свидание. Я не разрешал ей привозить с собой ребенка.

Тюрьма - не место для детей. Потом она стала бывать все реже и реже, и однажды я просто понял, что она больше не приедет. Спустя три месяца я узнал, что она подбросила ребенка своей тетке, а сама сбежала с чернокожим музыкантом... - Воспоминание об измене жены подкосило его окончательно. Понимаете, все, что у меня тогда осталось, - это мой ребенок. Тетя писала регулярно раз в месяц, подробно рассказывая, как у него обстоят дела в школе, а потом в колледже. В течение почти двадцати лет он был всей моей жизнью! - Рот Священника бесформенно скривился, и вновь оттуда вырвались и задребезжали злобные слова. - Вы видели, что сейчас произошло, коп? спросил он безжизненным голосом. - Я отдаю всю свою жизнь ребенку - и что получаю? Ему сейчас тридцать два года, и за все время я в первый раз его ударил, потому что хотел поставить паршивца на место.

И он бросает меня. Меня - своего старого отца! - Он опять вскочил на ноги, его тело и голова тряслись. - Скажите, коп, - заорал он мне в лицо, мой сын - грязный предатель?

- Может быть, он настоящий мужчина, Священник, - медленно произнес я. - Если вы только понимаете смысл этого слова.

Я спустился на лифте в вестибюль отеля и уже почти добрался до выхода, когда заметил знакомое лицо в очках, наполовину спрятанное за газетой. Тут же сменив направление, я пересек вестибюль, направляясь туда, где в углу в нише удобно устроился Зигмунд Джоунз. Он заметил меня и опустил газету.

- Привет, лейтенант. - Зигмунд сдержанно улыбнулся. - Мне нужно как-то убить время, потому что самолет в Лос-Анджелес отправляется через час. А я терпеть не могу ждать в аэропорту. В каком он был состоянии, когда вы с ним расстались?

- А вы надеетесь на чудо, мистер Джоунз?

- Больше не надеюсь, - тихо ответил он. - Все отношения, если они вообще существовали, теперь разорваны.

- Вы не против, если я задам вам вопрос?

- Все зависит от того, насколько ваш вопрос окажется личным. - Он снова улыбнулся.

- Когда я подробно описывал, как убили Эдди Морана, во всех графических деталях, Священник на какое-то мгновение вышел из себя. Он упомянул Линдстрома. Это имя вам говорит о чем-нибудь?

- Оно известно в Лос-Анджелесе, - медленно ответил Зигмунд. Линдстром - представитель нового поколения в старом бизнесе отца, классический пример того, что я пытался объяснить несколько минут назад в номере. Вот, пожалуй, и все, что мне известно о нем.

- В любом случае, спасибо, - поблагодарил я. - Полагаю, вы ничего не знаете о деньгах, которые, как считается, Священник спрятал где-то в старом доме.

Ходят слухи, что припрятана круглая сумма - полмиллиона долларов, может, даже больше. Но давайте предположим, что вам кое-что известно об этих деньгах.

- Валяйте, - сухо сказал он. - Предположим все, что вы хотите.

- Итак, допустим, он посылает Эдди Морана забрать деньги, - продолжал я, - и кто-то убивает Морана, не дав ему возможности осуществить задуманное. Это наводит на мысль, что убийца также охотится за деньгами, но ему неизвестно, где они спрятаны. И по какой-то причине, о которой мы пока ничего не знаем, убийце приходится убрать Морана до того, как он нашел клад.

Вы со мной согласны?

- Возможно, - с сомнением ответил Зигмунд.

- Рано или поздно терпение убийцы лопнет, - вел я свою линию. - Ему надоест следить и ждать, когда Священник попытается заполучить обратно свою кубышку. И тогда он начнет искать Священника, а когда найдет, то либо убьет его, пытаясь получить от него информацию, либо убьет сразу после того, как ее получит. Надеюсь, вы поняли, о чем я толкую.

- Вы хотите сказать, что в любом случае мой отец закончит в морге, сказал он.

- Правильно. Может, сейчас у вас возникло желание более подробно рассказать о человеке по имени Линдстром? - спросил я.

Он заморгал, глядя на меня из-за толстых линз, и стал похож на сову.

- Линдстром покинул Лос-Анджелес три недели назад, - пробормотал Зигмунд. - Сейчас он находится здесь, в Пайн-Сити. Четыре дня назад вечером у него состоялась встреча с моим отцом, - Вы не в курсе, где можно его найти? - Я дружески улыбнулся.

- Уверен, что администратор отеля даст вам номер его комнаты, ответил Джоунз-младший, улыбаясь мне в ответ. - Я помню, что он живет где-то на десятом этаже.

- Мистер Джоунз, - с подчеркнутым уважением обратился я к нему, память - поистине удивительная вещь.

Глава 5

Стоял прекрасный, погожий день, когда я вышел из своей квартиры и бросил упакованную сумку на заднее сиденье машины. Потом поехал в направлении дома, который в настоящий момент принадлежал Попу Ливви. Я не спешил: хотелось насладиться хорошей погодой, а также подумать, если получится.

Линдстром, решил я сразу после ленча, может подождать. Он наверняка не догадывается, что мне о нем рассказали, а навестить его сейчас - значит потерять все тактическое преимущество, которое у меня было на данный момент. Поэтому я вернулся домой, позвонил Попу Ливви и спросил, как он отнесется к тому, что я проведу пару ночей в его доме, на случай, если возникнут еще какие-нибудь неприятности. Он не возражал, и я собрал сумку.

У меня оставалась единственная незначительная проблема. Я не позаботился о том, чтобы сообщить шерифу, чем я занимаюсь, главным образом потому, что он наверняка усмотрит в моих действиях какую-нибудь логику и потребует, чтобы я ему все объяснил, а сделать это будет довольно затруднительно. Поэтому оставшуюся часть пути я сосредоточенно разрабатывал логичное обоснование для своих намерений. Минут через тридцать я наконец бросил заниматься самоистязанием и сосредоточился на дороге. К черту, подумал я, как-нибудь выкручусь; обычно у меня это получалось.