Нарсежак Буало - Последний трюк каскадера

Он смотрит на меня испытующе.

- Ты не согласен?

- Да... то есть я думаю, что получится, но...

- Но что?

- Я предпочел бы стрелять сам.

Я притворяюсь, будто не понимаю.

- Ты хочешь... Это усложнит дело. Тебе придется выпустить телефонную трубку, подбежать к двери, выстрелить...

Вижу, что сцену можно прекрасно разыграть так, как он предлагает. Если я заупрямлюсь, смутное подозрение, которое заставляет его осторожничать, вмиг окрепнет. Какая гарантия, что я буду целиться в стену? Но я умею обходить неожиданные препятствия.

- Как хочешь. Мне лично все равно. Самое главное, действовать молниеносно.

Проходит секунда, полная напряжения, тайных мыслей. Мы смотрим друг другу прямо в глаза, изучаем друг друга, как два игрока в покер. Если он мне скажет: "Зачем тебе револьвер? Я сам его принесу, прежде чем звонить", - все пропало. Гоню эту мысль. Он говорит первый:

- Ладно. Я быстро.

Я невинно улыбаюсь и добавляю:

- Все будет в порядке, старик. Доверься мне.

Он сияет. Любит, когда я называю его "старик". Труднейший рубеж позади. Я продолжаю:

- Твоя очередь... Нет, стой у письменного стола. Я буду на пороге. Без пауз. Начинай: "Господин комиссар... Говорит Шамбон".

Он сразу находит верный тон. Актер от рождения, он поразительно органичен. Когда говорит: "Они в парке... Взламывают дверь", - даже дышит прерывисто. "Боже, я пропал... Если бы у меня было оружие... Ничего... ничего... Помогите, комиссар!"

Я его останавливаю.

- Отлично. Нет нужды заучивать текст наизусть. Достаточно импровизации. Жаль, что ты не пошел по актерской части.

- Я неплохо защищаюсь, - скромно признает он. И тут же добавляет в порыве мелочного критиканства: - Концы с концами не сходятся. Смотрите... Шпингалет не так-то легко оторвать. Как это вам удастся?

- Да я его развинчу на три четверти еще днем... Это пустяки.

С ним всегда надо разговаривать повелительным тоном. Я оставляю костыль, кладу ему руку на плечо и говорю увлеченно:

- А теперь за дело.

Я притворился спящим, когда услышал стук в дверь. Крикнул, подавив зевок:

- Что надо?.. Кто там?

- Инспектор Гарнье.

- В такое время, инспектор! Ведь за полночь.

- Поторопитесь.

- Хорошо, хорошо. Сейчас.

Нарочно натолкнулся на столик, с шумом рассыпав стопку журналов. Выругался. Когда открывал дверь, лицо мое выглядело злым.

- Что случилось?

- Умер господин Шамбон. Его только что убили.

- Как?.. Марсель?

- Да. В кабинете дяди. Вас ждет комиссар.

Я изобразил потрясение, продолжая застегивать пижаму. Инспектор выкатил мою коляску. Помог мне сесть.

- Придется поторопиться. Вы ничего не слышали? - сказал он.

- Нет. Почему вы спрашиваете?

- В него всадили две пули, а среди ночи два выстрела трудно не услышать.

- Я сплю со снотворным, как вы знаете. Когда это случилось?

- Около одиннадцати часов.

- Сестре сказали?

- Нет еще.

Он был явно не в духе, отвечал резко.

- Напрасно комиссар не принял всерьез эти угрозы, заметил я. - Вы в курсе?

- Разумеется.

- Племянник отправился вслед за дядей. Согласитесь, это черт знает что.

Дрё был в кабинете - руки в карманах, шляпа сдвинута на затылок, - осматривал труп. Взглянул на меня устало.

- Вот так работа, - прошептал он. - Две пули в упор, и это...

Подбородком указал на взломанную дверь и осколки стекла.

- Я все слышал. Беднягу убили в тот момент, когда он разбирал бумаги на письменном столе. Он позвонил мне буквально в панике. Напрасно я кричал ему: "Бегите!.. Что поделаешь!.."

Сцену я знал в мельчайших подробностях, но старательно разыгрывал изумление, смешанное с ужасом.

- Их было несколько?

- Да, думаю, да.

- Они что-нибудь украли?

- Вряд ли. Они должны были услышать шум... Совершенно очевидно, им помешали и пришлось срочно смываться.

- Профессионалы?

- Сам хотел бы знать.

- Мое мнение: они пришли убрать его, - сказал инспектор за моей спиной.

- Подойдите, - приказал Дрё и помог мне опереться на костыли.

- Видите... Он стоял лицом к убийцам... Можете ли вы спокойно, хладнокровно смотреть на его лицо?

- Попробую.

Я наклонился, глядя на тело Шамбона. Во мне шевельнулось подобие жалости и отвращение. К нему? К самому себе? Какая разница?

- Видите, на его лице застыло вовсе не выражение ужаса, продолжал Дрё. - Я не забыл, как звучал его голос в трубке. Как у смертельно испуганного человека. И что я вижу? Лицо умиротворенное. Я бы даже сказал: смерть с иронией на устах. Что скажете?

Он был прав. Бедняга Шамбон, стараясь превзойти самого себя, хотел выглядеть мужественным, и это выражение застыло на его обычно подвижном лице. До последнего мгновения он путал мои карты.

- О, если хотите, - заметил я. - Не так-то просто сказать что-либо определенное.

Я выстрелил в ту минуту, когда он повернулся ко мне с обычной самодовольной улыбкой. И вот он лежал на спине, навеки удовлетворенный и снисходительный. Я отпрянул.

- Он был убит наповал, - продолжал Дрё. Судебно-медицинская экспертиза даст свое заключение, но мне и так все ясно. Когда вы видели его в последний раз?

- В полдень. Мы вместе позавтракали. Мне не показалось, что он сколько-нибудь озабочен. После кофе он поднялся к матери... Госпожа де Шамбон знает?

- Сейчас узнает. Успеет, бедная женщина. Когда врач и эксперты уедут, я займусь ею и вашей сестрой. Мне хотелось бы незамедлительно знать, что он вам рассказывал со времени нашей последней встречи. Ведь у вас были самые добрые отношения, не правда ли?

- И да, и нет. С какой-то точки зрения, мы были товарищами - и даже очень. С другой стороны, как бы настороже друг с другом. Если говорить откровенно, он ухаживал за Изой, а мне это не очень нравилось.

- Представьте себе, я в этом не сомневался. Весьма интересно, весьма! - воскликнул Дрё.

Он несколько раз покачал головой, словно поздравляя себя, затем, услышав шум в коридоре, слегка меня оттолкнул.

- Это моя бригада. Подождите в библиотеке, мы продолжим беседу.

- Мне ничего не известно, комиссар. Я не очень представляю, чем могу быть вам полезен.

- Напротив... может, хотите курить?.. Гарнье, сходи за его трубкой... Садитесь рядом и не волнуйтесь. Через пять минут я подойду к вам.

Я доковылял до библиотеки. Тревожиться было незачем, но, несмотря ни на что, я был настороже.

Люди из судебно-медицинской экспертизы вели себя в кабинете шумно, переговаривались во весь голос, словно не замечая убитого. Я узнал врача, расслышал слова: "Крупного калибра... Прямое попадание в сердце". Гарнье принес мне мою трубку и табак. Я чувствовал слабость, словно выполнил рискованный акробатический трюк. Однако все, казалось, было в порядке. Все меры предосторожности приняты. Клещи положил на место, предварительно их вытерев. На гравии аллеи костыли не оставили следов. Наконец, обе анонимки выглядели достаточно недвусмысленными. Разумеется, у Дрё были подозрения. До такой степени драма выглядит инсценированной... даже две драмы... и почти одинаковые... и каждый раз свидетель с телефонной трубкой в руке... Кто угодно заподозрил бы неладное, тем более Дрё!.. Однако ни одну деталь нельзя вменить мне в вину. Мать Шамбона возопит, пустит в ход связи. И что дальше? Ее сын имел право влюбиться в Изу. Под Изу нельзя подкопаться, ведь я предусмотрительно подсказал Шамбону: "Они в парке... Взламывают дверь..." Они! Злоумышленники, взломщики, подонки - откуда Изе знать о них! О, таинственные смерти в замке взбаламутят любителей сплетен. Но мы не станем долго ждать, чтобы переселиться куда-нибудь подальше.