Александра Маринина - Воющие псы одиночества

Однако Верочка семейной гордости не разделяла, она давно, еще в школе, решила, что на завод не пойдет ни за какие коврижки. Она устроится на работу в приличное место, найдет себе приличного мужа с квартирой и съедет из этой теснотищи к чертовой матери. Первые конфликты начались, когда она заявила о своем решении родителям. Разумеется, о матримониальных перспективах не было сказано ни слова, на это у Веры ума хватило, но и одного того, что она после десятилетки не пойдет на завод, оказалось достаточным, чтобы спровоцировать скандал.

Ей повезло, подвернулось место машинистки в финансово-экономическом институте, и Вера сочла это добрым предзнаменованием. А что? Кругом молодые аспиранты, почти сплошь неженатые, а еще доценты и даже профессора, которых можно развести, если действовать умело, не говоря уж о холостых веселых студентах. Девушка она более чем хорошенькая, просто, можно сказать, красивая, так что проблем не будет.

Их и не было. В том смысле, что не было проблем с ухажерами. Зато начались проблемы дома, с родителями и старшим братом. Каждое позднее возвращение домой сопровождалось очередным скандалом, отец кричал, что не позволит ей таскаться по мужикам, что на нее смотрит младшая сестра и берет с нее пример, что, если бы кавалер был приличным, она привела бы его в дом и познакомила с родителями, а коль не приводит, стало быть, понимает, что связалась не с тем, с кем надо. Ни о каких ночевках вне дома и речи быть не могло, но Вера тем не менее поступала так, как считала нужным, оставалась ночевать там, где хотела, и с тем, с кем хотела, а выслушивая очередной шквал претензий и упреков, молча стискивала зубы и говорила себе: как только - так сразу, и минуты лишней здесь не проведу, а напоследок скажу им все, что думаю.

Наконец удача ей улыбнулась, очередной поклонник, «запавший» на ее яркую красоту, оказался не только важным функционером при должности, полномочиях и связях, но и потерял голову настолько, что готов был жениться на ней, предварительно, естественно, расторгнув уже имеющийся брак. Ему было около пятидесяти, и был он, как шекспировский Гамлет, «тучен и одышлив», но это никоим образом не умаляло в глазах Верочки его достоинств. Функционер немедленно нашел квартирку, в которой и поселил свою юную прелестную возлюбленную, как он уверял, временно, до окончательного решения всех проблем. Квартира принадлежала кому-то из его знакомых и пустовала, поскольку хозяева предпочитали круглый год жить на хорошо оборудованной теплой госдаче.

Три года они прожили в любви и согласии, функционер брал взятки и втайне от законной супруги строил кооперативную квартиру, в которую собирался въехать после развода вместе с молодой женой.

- Пока дом построится, как раз дочке исполнится восемнадцать, и можно будет развестись без скандала в парткоме, - объяснял он Верочке. - А иначе можно и должности лишиться, у нас там такие интриги подковерные…

Вера относилась с пониманием, насчет разводов при несовершеннолетних детях она была хорошо осведомлена. Когда потенциальный жених радостно сообщил ей, что был на собрании кооператива и что через два месяца дом сдадут и можно будет заезжать, она решила, что самое время завести ребенка. А чего тянуть-то? Ей уже двадцать два, через пару месяцев у нее будет свой дом и законный муж, так что самое время,

Сказано - сделано. Дом сдали с небольшой задержкой, да пришлось потратить еще некоторой время на дополнительную отделку и покупку мебели, так что в новое свое жилище Верочка въехала с шестимесячной беременностью. Дочери функционера как раз за несколько дней до переезда исполнилось восемнадцать, и через месяц после новоселья новоявленный Гамлет сделал своей любимой подарок - подал заявление о расторжении брака. Жизнь засияла для Верочки такими радужными перспективами…

Но перспективы эти потухли и рухнули в один момент. Не выдержав напряжения последних лет и издергавшись от всяческих переживаний, связанных с разводом и объяснениями с женой, функционер скончался прямо на службе от обширного инфаркта. На следующий день в новую кооперативную квартиру явилась его официальная вдова, которая оказалась вовсе не настолько несведуща в делах мужа, как предполагалось, и выгнала Веру вместе с ее беременностью. Квартира куплена в законном браке, так что никто, кроме вдовы и дочери, претендовать на нее не может. Вера пыталась скандалить, грозилась нанять самых лучших адвокатов, взывала к женской солидарности и демонстрировала огромный живот, но все было впустую. Вдова была дамой жесткой, решительной и вдоволь настрадавшейся в свое время от мужниной неверности, так что ни на какие уступки идти не желала. Более того, запретила Верочке появляться на похоронах и в качестве большого одолжения позволила ей пожить в квартире ровно неделю, пока не найдется, куда переехать. Но только неделю, ни днем больше.

- Ровно неделю, - повторила на прощание вдова, уже стоя в дверях. - В следующий четверг я приду сюда с милицией, и если ты, сучка, будешь все еще здесь, я тебя посажу за попытку кражи. Эта квартира принадлежит мне, ты не имеешь никакого права здесь находиться, и скажи спасибо, что я сегодня пришла без милиции.

Положение было пиковым. С родителями она порвала окончательно, когда три года назад переехала от них в съемную квартиру. Как и собиралась когда-то, на прощание высказала им все, что думала о них самих, о нищете, в которой, по ее мнению, они прозябали, и об их рабочей гордости. Сказанные ею слова были мерзкими и оскорбительными, но самой Верочке они казались правильными и справедливыми. Мать схватилась за сердце, отец же побелел и даже посерел и тихо, но четко произнес:

- Убирайся. И больше на наши глаза не появляйся. С этой минуты у нас больше нет дочери Веры. Сын Саша и дочка Катя есть, а Веры нет. Я вычеркиваю тебя из нашей жизни навсегда.

Вера тогда гордо удалилась, громко хлопнув дверью, ей казалось, что никогда и ни при каких обстоятельствах она не захочет сюда вернуться, и радовалась, что сбросила с себя эту тягомотную обязанность каждый день быть здесь, слушать опротивевшие голоса, произносящие опротивевшие фразы о девичьей чести и приличных кавалерах, помогать матери обслуживать ораву из девяти человек и по ночам просыпаться оттого, что мимо тебя кто-то ходит то в туалет, то на кухню попить водички. Ни разу за три года она не навестила родных и не позвонила им.

«Меня для них нет? - думала она с облегчением. - Тем лучше. Их для меня тоже нет и не будет конечно, три года - срок большой, и родители наверняка остыли и готовы уже ее простить… Но тут Вера, подумала о том, что им ведь отлично известно, где и кем она работает, однако за все три года они не сделали попытки найти ее, разузнать, как она живет, здорова ли. Значит, не простили. Значит, действительно выкинули из своей жизни. И если сейчас она принесет домой повинную голову, никто не кинется ей навстречу с распростертыми объятиями и слезами радости. Нет, ее не выгонят, все ж таки беременная, на большом сроке, ей дадут приют, накормят, уложат спать, а когда придет срок - отправят в роддом и потом примут вместе с ребенком. Но все это будет происходить в гордом молчании и холодном отчуждении. О, Верочка прекрасно знала, как умеют это делать ее непреклонные родители! И за меньшие провинности награждали они детей многонедельным молчанием. А уж тут-то… Однажды Вера в запале назвала отца дураком, так понадобилось два месяца, чтобы он отошел и снова начал с ней разговаривать, а ведь в тот раз, когда она покидала родительский дом, слова были сказаны куда более страшные и резкие. И случится все именно так, как они и предсказывали: дочка принесет в подоле, да еще от женатого мужика. Мало того, что гулящая, так вдобавок разлучница. Нет, такого мать с отцом ей не простят.