Буало-Нарсежак - Жизнь вдребезги

- Тебе что-нибудь нужно?

Она настойчиво смотрела на него и тянула к себе… И тогда вдруг его осенило.

- Ты вправду хочешь этого? Не из благодарности, не так ли?

Глаза ее были широко раскрыты, в горле хрипело, тело впервые зашевелилось. Дюваль с трудом решился на смелую ласку. Может ли она, с ее больными нервами, выдержать подобное напряжение, которое освободит ее от тоски?

У него возникло ощущение, что он проводит эксперимент, ничего не испытывая сам. Все это смахивало на дьявольскую игру: он пытался вдохнуть в это тело дух, который покинул его. В голове проносились бессвязные мысли: "Я в тебе… Ты начинаешь вздыматься словно море, дрожать… ты волна… ты волна". Но волна эта была очень низкой. Отлив наступил быстро. Убогая радость… Осталась неподвижная, с отрешенным взглядом женщина с пеной у рта…

- Я почувствовал, я все понял, - шептал Рауль, - ты не огорчайся… Ты еще очень слаба.

Она отчаянно замотала головой на подушке.

- А раньше? Раньше… разве раньше было сильнее? Полнее? Да? Может это я виноват, не такой искусный как другой?

Радость его улетучились, и он ничего не мог с этим поделать, сколько бы ни уговаривал себя, что такой срыв закономерен… Он пошел в ванну. Ему необходимо было погрузиться в воду, чтобы успокоиться и позабыть о том, другом, который наверняка был сильнее, грубее его, и о котором она теперь, небось, вспоминает. Доброта! Еще один путь для самозакабаления. Как, наверное, смешны и глупы его преданность и ласка. Он вернулся к постели с полотенцем, наброшенным на непросохшее тело. Она даже не попыталась натянуть на себя одеяло и предстала его взору, словно жертва разрушения. Он раздраженно прикрыл ее.

- Послушай, Клер… Послушай меня… Видишь ли, то, что произошло между нами… В этом, наверное, виновато твое состояние… А может, я был не на высоте…, но есть и другая причина, мысль о которой только что пришла мне в голову.

Он властно сжал ее запястье в том месте, где лучше всего ощущалось биение жизни.

- Может, ты недовольна собой, - продолжал он. - Ты, верно, скрываешь от меня кое-что из стыда, а от этого радость исчезает. Если это так, то наши дальнейшие неудачи неизбежны, понимаешь?… Мы так и останемся чужими друг другу.

Она смотрела из-под прикрытых век; но пульс бился часто.

- Мы словно разочарованные любовники… Мы так хорошо понимаем друг друга. Итак, я имею право знать… Есть ли в твоей жизни кто-то другой?

Ну вот! Теперь он заговорил точь-в-точь, как его мать! Он пожал плечами.

- Ты замужем?

Она пыталась освободить свою руку, но он не отпустил. Под пальцами он ощутил бег истины.

- Это так, не правда ли?… Кто-то есть у тебя, не муж, но есть… Но где же он? Где скрывается? Что ему нужно?

Он отбросил ее руку словно ненужный инструмент.

- Что вам всем нужно от меня, в конце-то концов? Зачем вы сняли этот дом, а?

Он скрутил полотенце и швырнул его через всю комнату, рванул на себя рубашку так резко, что та порвалась на плече, но вдруг внезапно замер: раздался резкий телефонный звонок. Впервые… Он все звонил и звонил, приглашая Дюваля в гостиную.

- Я сейчас верусь, - сказал он, - не волнуйся. Это, наверное, ошибка.

Он спустился и взял трубку.

- Это из жандармерии Блуа… Месье Дюваль? -Да.

- Я по поводу происшествия с мадам Дюваль. У нас есть новости… Может, мадам нам ответит, машина, которая толкнула ее, была белого цвета?

- Я сейчас спрошу… Подождите, пожалуйста.

Он положил трубку, а сам остался сидеть на месте. Верно, они задержали кого-то, кто утверждал, что в "Триумфе" было двое. Ну и попал же ты в историю, бедняга! В конце-концов это их дело - искать, пусть и ищут. У них с Клер хватает своих проблем. Он подождал, прежде, чем ответить.

- Алло! Сожалею, но жена не помнит этого.

- Жаль… Спасибо, месье Дюваль… Как состояние мадам, лучше?

- Так себе.

Он положил трубку. Нечего связываться с ними! Он никому не позволит себя дурачить. Плевать ему на расследование. У него свое следствие, и он будет его продолжать.

Когда он увидел бледную маску Клер, у него упало сердце.

- Это из жандармерии, - объяснил он, - по поводу твоей аварии. Они все дураки. Клер, дорогая, прости меня. Я тогда потерял почву под ногами.

Он наклонился и поцеловал ее в беззащитные губы.

- Я ревнив, подозрителен, свиреп, мстителен, жесток… Хочешь продолжу? Я весь создан из пороков. Тебе не повезло… Но тебя я полюбил и никому не отдам. Что мое - мое. Может, если ты мне расскажешь все, что знаешь, тогда посмотрим. Может, я все это выдумал? Ты должна разубедить меня, догадаться я сам не могу. Мне надоело жить с этим "может быть". Открой глаза, Клер, не оставляй меня одного.

Он выпрямился и снова поглядел в замкнутое лицо.

- Ладно… Отдыхай… Я накрою на стол.

Обычно он любил этот миг. Из каждой трапезы он старался сделать праздник. Мадам Депен придумывала забавные меню, он покупал редкие вина, а все вазы в доме были заполнены тем, что он находил в саду. Названий цветов он не знал и понятия не имел об искусстве составления букетов. Эта немая сцена отняла у него присутствие духа, и поскольку он больше не говорил за двоих, в доме воцарилась тишина, как будто здесь кто-то находился при смерти. Хватит с него грусти и горечи. Он упрекал себя за то, что подчинился им, до этого все шло прекрасно. Он стал издеваться над своей слащавостью, напомнившей ему сестру Жанну. Ну и что? Да, он спал с Клер, но не он первый, не так ли? И что из того? По какому такому праву он требует от нее отчета? Вот идиот! Он знал о любви все: плохое и мелочное. Еще бы: сколько раз ему приходилось массировать омертвевшие тела, готовя их для новых страстей, заранее обреченных на неудачу! А теперь он сам поражен этим же вирусом. В тот самый миг, когда фортуна могла бы помочь ему освободиться от всех унижений. Вдобавок этот жандарм не упускает его из виду, следя из-за кулис. Расследование продолжалось, то самое, которое началось еще в Америке, и цель которого потерялась из виду. Было отчего веселиться. Он принес рыбу, фарш из дорады. В другое время они оба от души посмеялись бы над таким названием, но в этот зловещий вечер все шло не так, и рыба скоро оказалась в помойке.

Дюваль вышел в сад. Ночь уже наступила. Чувствовался конец августа. "Может, любовь подобна фруктам? - думал Дюваль. - Она бывает летней, весенней, любовь, изжаленная осами и падающая с деревьев, а еще такая, которую забывают на полке. А моя? Созреет ли она когда-нибудь?" Обернувшись, он увидел отсвет ночника в комнате Клер. Он попытался представить себе обледеневший сад, затяжные дожди, треск льдинок под ногами. А потом будет новый год…, а за ним другой. Он прислонился к стволу вишни. Когда сигарета опалила ему пальцы, он вернулся в дом. Спит ли она? О чем думает? Об этой глупой ссоре? Надо бы сказать ей, чтобы забыла о ней, и как можно скорее.