Фридрих Незнанский - Золотой выстрел

– Хочешь переквалифицироваться? – усмехнулся Грязнов.

– Нет, хочу посмотреть своими глазами. А эти там, кстати, намерены быть? Все-таки приехала не хухры-мухры, а вице-премьер правительства! И мне надо зафиксировать свое присутствие.

– По идее, должны, но я пока не слышал.

– Ну вот, Витюша, представь себе картинку. Приедут. И со своей охраной. Которая тут же потеснит, если вовсе не вытеснит, твоих. А потом что-то произойдет. Кто ответит? Ты и ответишь в первую голову, ибо ты обеспечивал. Хотя именно тебе это не положено. Но велели. А ты профукал. Слава, куда потом пошлют Виктора Петровича Гоголева, не подскажешь?

– Думаю, далеко, – серьезно ответил Грязнов. – Ты прав, мой друг. Но у нас с ним сегодня чрезвычайно важная операция. Витя, я еще ни словом не обмолвился, поэтому предоставляю это право хозяину.

– Попробуем сегодня взять Соболева, – слишком буднично сказал Гоголев.

– Где? Когда? – живо откликнулся Турецкий.

– Нет, брат, – решительно возразил Грязнов. – Ты сам себе выбрал работенку. Может, придется еще и господину Латникову зубы заговаривать, и лучше тебя это никто не сумеет. А наше дело уж оставь нам. Там как, Вить?

– Все путем, – кивнул Гоголев. – Рабочие трудятся, прораб руководит без передышки.

– Отлично. Саня, а ты сегодня вообще чего-нибудь ел? Или тебе бутерброд сообразить?

– Почему, я… завтракал. Потом, в порту мы с Костей взяли по соточке. И этот… пирожок с мясом. Не такой, как у нас в Столешниковом, но закусывать вполне можно.

– Тогда дотерпишь. А вечером как обычно. У нас. Подобьем бабки.

– Точно, если будет, что подбивать…

…– Здравствуйте, Валентина Сергеевна. Меня зовут Александр Борисович Турецкий. Занимаюсь особо важными делами. Генпрокуратура.

– Я вас знаю. Заочно, – слабо улыбнулась Зинченко, утомленное лицо которой напоминало трагическую маску. – Недавно у президента упоминали вашу фамилию. В связи с гибелью Анатолия Ананьевича. Как идет расследование?

– Думаю, скоро закончим.

– В каком смысле?

– Передадим дело в суд.

– Вот как? – многозначительно подняла она брови. – Значит, были причины?…

– Суд разберется. Не хочу предварять.

– Что вы скажете по поводу сегодняшней трагедии? – спросила она о том, что ее больше всего волновало.

– Я бы сказал так: все, что здесь происходит в последние недели, это, как говорил мой старый знакомый, дым из одной трубы. Понимаете? Все убийства связаны одной идеей. Естественно, и одним заказом. Не хочу вас пугать, Валентина Сергеевна, но у моих питерских коллег, работающих в моей бригаде, были опасения, что очередной жертвой выберут вас. И здесь сегодня предприняты повышенные меры безопасности. Вот и я, если не будете возражать, посижу рядом с вами.

Она ответила не сразу. Разговор шел в небольшом помещении, рядом с проходом в так называемую директорскую ложу. Большой зал для проведения концертов и торжественных мероприятий, выстроенный и оформленный в прежние времена, конечно, не напоминал Мариинку или Александринку, но вечная российская помпезность присутствовала, имелась и ложа для почетных гостей, сбоку, почти у самой стены. И балкон для публики тоже был, как и ложи осветителей с кронштейнами, на которых закреплены софиты. И в предбаннике вице-премьер была не одна. Возле дверей маячили ее охранники. Тут же были какие-то местные деятели, которые без конца задавали Зинченко вопросы, за что-то благодарили, что-то просили – словом, стояла сплошная колготня. Поэтому и разговор Турецкого с Валентиной Сергеевной велся как бы урывками, на полутонах. У всех на устах было и сегодняшнее, такое вызывающее убийство.

Зинченко искоса посмотрела на Александра Борисовича и негромко, чтобы слышал только он, заметила:

– Я, конечно, не возражаю. Но не думаю, что моя фигура может что-либо значить…

Турецкий не успел ответить, потому что в комнату твердыми шагами вошел Латников. Охранники его узнали и вежливо посторонились.

– Валентина Сергеевна! – воздел руки заместитель министра. – У меня просто нет слов, чтобы выразить… – Что он хотел выразить, так никто и не услышал, поскольку он тут же обратился к Турецкому: – Послушайте, Александр Борисович, мы же, кажется, договорились? Так в чем же дело?

– Здравствуйте, Валентин Евгеньевич. Мне передали ваше неудовольствие, но я, искренне ценя ваше время, лично просмотрел все материалы, чтобы сделать выборку основных.

– Я не просил выборку! – повысил голос Латников. – И вообще, я сам могу определить, что важное, а что нет.

– Не сомневаюсь, Валентин Евгеньевич, – без тени иронии согласился Турецкий. – Но разрешите напомнить, что по указанию заместителя генпрокурора Меркулова в моем производстве соединены дела об убийствах Вараввы, Каждана, Саблина, ну а теперь приказано и Панкратова.

– Не вижу смысла! – раздраженно заметил Латников.

– Увы. И я буду только обязан вам, если вы сообщите свое мнение моему начальству. В этой связи часть весьма важных материалов будет сегодня, на протяжении дня, передана мне из Москвы. Без них картина была бы неполной. Прикажете вам сюда доставить? Или после мероприятия?

– Естественно, после! Что я, тут смотреть, что ли, буду? Больше мне делать нечего?

– Разрешите вопрос? Родион Алексеевич тоже подъедет?

Латников запнулся:

– А в чем дело?

– Исключительно в безопасности. После сегодняшнего акта от преступников можно ожидать чего угодно. Здесь, правда, уже провели соответствующую работу…

– Кто? – с пренебрежением спросил Латников. – Местные пинкертоны? Нет уж! Сейчас, до начала мероприятия, сюда прибудет рота внутренних войск, которой поручена охрана.

Турецкий понимающе закивал.

– Господи, зачем это? – поморщилась Зинченко. – Это что же получается? Я буду передвигаться по городу в сопровождении роты охранников?! Да вы что! Это же просто профанация!

– Дорогая Валентина Сергеевна! – воскликнул Латников. – Мы не имеем права рисковать! Таково указание президента! И я ни на шаг не отступлю от него.

– Делайте что хотите! – резко ответила Зинченко и вдруг увидела иронический взгляд Турецкого. – Пойдемте, Александр Борисович. – Взяла его под руку. – Нас уже приглашают.

Краем глаза Александр успел заметить, как у Латникова от такого неожиданного поворота изумленно вытянулось лицо. И Турецкий довершил «подсечку». Он наклонился к самому уху Валентины Сергеевны и прошептал:

– Лучший способ дискредитации кандидата в губернаторы трудно придумать…

Она вздрогнула, но даже головы не повернула. Латников же постоял и пошел следом за ними.

Зал, как в лучшие старые времена, взорвался аплодисментами. Зинченко с грустной улыбкой кивала молодым лицам, обращенным к ней из партера и с балкона, сложив ладони перед собой, на индийский манер, приветствовала собравшихся. Она стояла у правой боковой стенки. Турецкий – слева от нее, отступив назад, но не настолько, чтобы пропустить впереди себя Латникова, который был теперь просто вынужден стоять слева от него.