Хеннинг Манкелль - На шаг сзади

Еще он пытался понять, что эти снимки говорят о том, кто их сделал. Ему показалось, что можно с определенной долей уверенности исходить из того, что снимали разные люди. Может быть, Сведберг сфотографировал Луизу сам? Во всяком случае, выражение ее лица ни о чем таком не говорило. Снимок молодых людей тоже нельзя было назвать особо выразительным. Никакой сознательной композиции ему уловить не удалось. Кто-то поднял камеру, попросил секунду внимания и нажал затвор. Ему подумалось, что где-то есть и другие снимки – тот, что лежал у него на столе, был просто одним из серии праздничных фотографий. Но где эти другие снимки?

И больше всего его беспокоила нелепость самой этой связи. Известно, что Сведберг перед отпуском пытался расследовать дело об исчезнувших ребятах. Почему он решил им заняться? И если уж решил, то почему тайком?

Откуда взялась фотография пирующей молодежи? Где она сделана?

И это женское лицо. Вряд ли это кто-то другой, он был почти уверен, что на снимке он видит Луизу. Валландер долго изучал портрет. Женщина лет сорока, чуть моложе Сведберга. Если они встретились, предположим, лет десять назад, ей было тридцать, а Сведбергу – тридцать пять. Что ж, вполне естественно. Волосы темные, прямые, такая прическа, кажется, называется «паж». Тонкий нос, узкое лицо, на губах – еле заметная улыбка.

Улыбка Моны Лизы. Но глаза у женщины на снимке не улыбались. Совершенно гладкая кожа. Он не мог понять – то ли снимок подретуширован, то ли это просто тщательно нанесенный макияж.

И еще что-то было в этом снимке, что-то ускользающее, но он напрасно пытался сообразить, что именно. Странно – изображение лежит перед ним на столе, и в то же время его как бы и нет…

На обороте ничего не написано. Ни загнутых уголков, ни следов пальцев – новенькие, словно их никто и никогда не брал в руки.

Я нашел два снимка, которые никто никогда не рассматривал, подумал он. Два снимка без отпечатков пальцев, оба – словно неразрезанные книги.

Он дождался шести часов и позвонил Мартинссону – тот вставал очень рано.

– Надеюсь, не разбудил, – сказал Валландер.

– Если бы ты позвонил мне в десять вечера, наверняка разбудил бы. Но не в шесть утра. Я иду в сад – хочу прополоть клумбы.

Валландер сразу, без лишних слов рассказал о найденных снимках. Мартинссон выслушал, не задавая вопросов.

– Нам надо встретиться как можно быстрее, – закончил Валландер. – Не в девять. Через час, в семь.

– Ты говорил с остальными?

– Ты первый.

– Кого ты хочешь видеть на оперативке?

– Всех. Включая Нюберга.

– Нюбергу будешь звонить сам. Он по утрам зол как собака. Если я с ним поговорю, уже не смогу спокойно выпить кофе.

Мартинссон взял на себя Анн-Бритт и Ханссона, Валландер – остальных.

Нюберг и вправду был заспан и зол.

– Оперативка в семь.

– Что-то произошло? Или опять очередной кретинизм?

– В семь часов, – повторил Валландер. – А если ты считаешь своих коллег кретинами или тебе охота поспать, можешь, обращаться в профсоюз.

Он поставил кофе. Нет, зря он так с Нюбергом. Позвонил Лизе Хольгерссон – та сказала, что обязательно придет.

Он взял кофе и вышел на балкон. Термометр обещал еще один теплый день. В прихожей что-то звякнуло. Он вышел посмотреть – на полу лежали ключи от машины. После такой ночи, подумал он. Стен все-таки удивительный парень.

Он чувствовал страшную усталость. И с отвращением представил себе маленькие белые островки сахара, дрейфующие по его сосудам.

В половине седьмого Валландер запер за собой дверь. На лестнице он столкнулся с почтальоном, пожилым мужчиной по имени Стефанссон. Тот приехал на велосипеде – на штанинах были зажимы.

– Опоздал маленько, – извинился Стефанссон, – только я здесь ни при чем. Что-то случилось с машиной в типографии.

– Случайно, не ты разносишь газеты на Малой Норрегатан? – спросил Валландер.

Стефанссон тут же сообразил, к чему он клонит.

– Ты имеешь в виду это убийство полицейского?

– Да.

– Есть у нас тетушка по имени Сельма. Старейший почтальон в Истаде. Она работает с 1949 года. Сколько это будет? Сорок девять лет?

– Сельма – а дальше?

– Нюландер.

Стефанссон протянул ему газету:

– Тут о тебе написано.

– Брось в щель. – Валландер отвел его руку. – Я все равно не успею прочитать до вечера.

Он бы совершенно спокойно успел дойти до полиции пешком, но, секунду поколебавшись, двинулся к машине. Начало новой жизни подождет еще денек.

На стоянку одновременно с ним подъехала Анн-Бритт Хёглунд.

– Почту Сведбергу приносит Сельма Нюландер, – сказал он, – но ты, наверное, ее уже разыскала.

– Она из тех немногих чудаков, у кого нет домашнего телефона.

Валландер вспомнил Стуре Бьорклунда – тот тоже собирался выбросить телефон. Может быть, теперь такая мода?

Они направились в комнату для совещаний. Валландер, дойдя до двери, круто развернулся и пошел за кофе. Потом постоял немного в коридоре, собираясь с мыслями. Обычно он тщательно готовился к оперативкам, но на этот раз решил просто выложить на стол снимки и начать обсуждение.

Он закрыл за собой дверь и уселся на свое обычное место. Стул Сведберга пустовал. Валландер достал из внутреннего кармана конверт со снимками и коротко рассказал о своей находке, не упоминая, впрочем, что мысль о тайнике пришла ему в голову, когда он, крепко подвыпив, ехал от Стена Видена на такси. С тех пор как шесть лет назад его машину остановили сотрудники и обнаружили, что он пьян, он избегал всяких разговоров на тему выпивки.

Ханссон полез за эпидиаскопом.

– Я хочу, чтобы вы знали, – сказал Валландер. – Девушка справа – Астрид Хильстрём. Одна из тех, кто заявлен пропавшими с Иванова дня.

Он положил снимки в проектор. Все молчали. Валландер ждал, пользуясь случаем еще раз рассмотреть увеличенные фотографии. Ничего нового, впрочем, не обнаружил – он и ночью рассматривал их под лупой.

Первым нарушил молчание Мартинссон:

– Что ж, мы должны признать, что у Сведберга был хороший вкус. Эта дама, без сомнения, красива. Может быть, кто-нибудь с ней знаком? Истад – маленький город.

Нет, никто ее раньше не видел.

Никто не опознал и троих молодых людей на групповом снимке. Все согласились, что крайней справа сидит Астрид Хильстрём – в деле был ее снимок, очень похожий. Там она, правда, была одета совершенно обычно.

– Это что, маскарад? – спросила Лиза Хольгерссон. – Какой век они изображают?

– Семнадцатый, – уверенно сказал Ханссон.

Валландер удивился:

– Почему ты так думаешь?

– Нет, скорее восемнадцатый, – тут же поправился Ханссон.

– Я бы поставила на шестнадцатый, – сказала Анн-Бритт. – Эпоха Густава Васы. Тогда так одевались – рукава с буфами, трико.