Айзек Адамсон - Разборки в Токио

– Теперь, – сказал он, – я просто напиваюсь и смотрю старые немые фильмы. В моем возрасте Бастер Китон [5]гораздо интереснее грудастой бабенки.

Что касается меня, я просто хотел посмотреть, где Сато, известный режиссер-отшельник, проводит свободное время, – увидеть секретное убежище, по сравнению с которым, говорят, особняки в фильме «Образ жизни богатых и знаменитых» [6]– просто филиппинские ночлежки.

Но в убежище Сато мы так и не попали.

Путь блокировало стадо пожарных и полицейских машин. Мы подъехали ближе и увидели, как язычки пламени еще бодро лижут обугленные остатки рухнувшего фасада.

Я выпрыгнул из машины и помчался к дому, чуть не споткнувшись о шланг брандспойта. Пожарный сердито заорал, чтобы я сел обратно в машину. Проигнорировав его, я побежал по тротуару, прокладывая себе путь к горелым останкам убежища Сато Мигусё.

Меня остановил только полицейский – схватил за шиворот у самых дверей.

Упав, я пришел в себя.

– Слишком поздно, – попенял полицейский, сочувственно глядя на меня.

Да, поздно. Ибо, пока я лежал на земле, над моей головой проехали носилки. Вытянув шею, я увидел, что сбоку из-под одеяла свисает тонкая обгорелая рука со скрученными и обугленными пальцами. К одному из них замазкой прилипла искореженная полоска золота, бывшая некогда кольцом Сато, которое много лет назад он получил в качестве третьего приза на фестивале документальных фильмов стран дельты реки Меконг.

Я смотрел, как черный столб дыма исчезает в потемневшем небе. Мне это напомнило сцену из последнего и, похоже, итогового фильма Сато Мигусё. Он назывался «Ил» – о двух детях из Хиросимы, оставшихся сиротами после того, как была сброшена бомба. Бродя среди дымящихся городских развалин, они натыкаются на какие-то руины, и малыш вдруг останавливается. «По-моему, это был мой дом», – говорит он. На секунду замирает. Крупный план, по щеке скатывается одинокая слеза. Затем он поворачивается и медленно уходит. По правде говоря, фильм довольно дерьмовый.

Ну я и тип. Умер друг, а я стою и вспоминаю сцену из его самого убогого фильма. Думаю, у горя обличий много, если то, что я переживал, было горем. Не поймешь.

Синто, шофер, лишь тряс головой, отводя глаза от скелета сгоревшего дома. Странно, он вроде бы не очень удивился. Может, держит себя в руках, а может, просто в шоке. Трудно угадать, о чем думает человек с такими усами.

– Поехали, – сказал я Синто, который сидел на капоте, небрежно держа сигарету. Он растерянно посмотрел на меня. – Сато мертв, – пояснил я. – А тебе нужна работа. Можешь начать с того, что отвезешь меня обратно в «Пурпурный невод».

– Но…

– Сколько бы тебе Сато ни платил, я дам на тридцать процентов больше. Думай быстрее – в этом городе полно людей с водительскими правами.

Синто Хирохито соскочил с капота и сел за руль. Моя дверь, щелкнув, открылась, и он завел двигатель. Между губ его еще тлела сигарета.

– Бросай курить, – сказал я. – Ты работаешь на Билли Чака – журналиста.

Он выкинул сигарету в окно. Мы отъезжали, и я видел, как она, дымясь, приземлилась возле кучи выброшенных газет. По-моему, теперь уже не важно, загорятся они или нет.

Я почти ожидал увидеть, что Хиро Бхуто лежит на полу, окровавленный, скрючившись от боли среди поломанных стульев и осколков разбитых бутылок, и угрозы якудза все еще звенят у него в ушах. Но «Пурпурный невод» выглядел таким же, каким я его оставил, – минус четверо громил, которые убрались зализывать раны.

– Мы закрыты, – сказал Хиро, увидев меня. Синто остался ждать в машине.

– Ты в порядке? – спросил я, потрясенно озирая бар.

– А что со мной станется? Я этим парням ничего не сделал.

– Они тебя не зажарили?

– Они расспрашивали о тебе.

– И?

– Я им рассказал.

– Ты им рассказал?

– У меня бизнес, его надо оберегать. Семья. Ты приходишь в мой бар. Колотишь парней, которых лучше не трогать. И что мне делать? Принять удар на себя? Они бы все равно тебя нашли. А потом в наказание за то, что я тебя защитил, приходили бы сюда каждый день и терроризировали клиентов, пока не закрою бар. Поэтому я им все рассказал.

Я недоверчиво покачал головой. Неясно, что теперь делать. Но я понимал, что Бхуто прав, даже если это означает, что мое пребывание в Токио окажется увлекательнее, чем я планировал.

– Я им сказал, что ты сказал мне, будто тебя зовут Пи-Ви Мелвилл. Представляешь богатого американского китовода и приехал в Токио по делам.

– Китовода?

– Эти парни читают только книжки про девочек с дзо-но тити, – ухмыльнулся Бхуто. – Так что они не в курсе.

Выражение «слоновьи сиськи» я слыхал только от школьников. Сегодня Хиро Бхуто был полон сюрпризов.

– С чего ты вдруг на них набросился? Они же просто выпендриться хотели, а потом убежали бы за девчонкой.

– Ты не понимаешь. Она была гейша.

– Гейша! Много ты видел гейш, которые спят под сводом небесным? – хихикнул Бхуто.

– Ну, тут ты не прав.

Он лишь пожал плечами:

– По мне, так она просто бомжиха.

– Она и хотела, чтобы ты так подумал.

Бхуто ничего не сказал. Он знал, что спорить со мной о гейшах бесполезно. Вместо этого он прошел за стойку бара и взял визитную карточку. Вручил ее мне:

– Кем бы она ни была, она оставила тебе вот это. Я это нашел в женском туалете, когда убирался.

Полагаю, она могла бросить визитку так, что я не заметил, когда выпрыгивала из окна. Если в комнате присутствовала гейша, мой репортерский глаз на детали начинал сбоить. Я даже не мог вспомнить, какого цвета был туалет в «Пурпурном неводе». Пурпурного, наверное.

– Сегодня в баре из женщин была только она. Не знаю, с чего я вдруг озаботился уборкой в женском туалете. Я уже двадцать шесть дней не менял там рулон туалетной бумаги. К нам и женщины-то заходят не часто, а те, что заходят…

Я поднял руку, чтобы он помолчал, пока я изучаю послание от гейши. Карточка обескураживающе безобидная. Черным цветом на белом фоне отпечатан логотип компании «Ётаё Моторс». Ни номера телефона, ни факса, ни вебсайта, ни адреса электронной почты, ни имени. Она могла принадлежать любому, но это какая-то ахинея. Зачем носить с собой визитную карточку, на которой указан только логотип корпорации?

И тут меня осенило.

– Хиро, принеси мне стакан воды, – сказал я, зажигая спичку, чтобы лучше видеть в полумраке бара.

Хиро принес стакан воды и поставил его на стойку.

– Смотри и учись, Бхуто. – сказал я. – Смотри и учись.

Я опустил карточку в воду. Подождал. Бхуто смотрел без особого интереса. Я вынул визитку из воды и поднес спичку. Визитка была мокрая.

Бхуто ничего не сказал. Все вопросы были написаны у него на лице.

– Я бы сказал, что результат отрицательный, – сообщил я.