Лорел Гамильтон - Арлекин

–Гниющие вампиры, она восстанавливается, как один из гниющих вампиров. Даже солнечный свет не самая надежная вещь в случае с ними. Мне нужен топор или большой, острый нож.

–Ты отрежешь голову? - спросил Олаф.

–Да, а тебе достанется сердцу, если хочешь.

Он посмотрел вниз на тело. Теперь она стала человеком, одна грудь была выжжена, но другая все еще оставалась бледным совершенством. Часть ее волос все еще переливалась тигриным золотом. Лица не было, не было глаз, чтобы смотреть на нас остекленевшим взглядом. Я даже была благодарна за это, но смотреть на черное пятно вместо лица было тяжело.

Я тяжело сглотнула. Мое горло свело спазмом, будто завтрак собирался вернуться. Я попробовала глубоко дышать, но запах горелого мяса не способствовал снятию приступа тошноты. Я решила дышать неглубоко и постараться не думать об этом.

–Я выну ее сердце ради тебя, - сказал Олаф, и я была рада, что он согласился. Его голос был сдержанным. Если я услышала бы всю ту тоску, что была у него на лице, в его голосе, я бы его пристрелила. Держу пари, что его патроны могут сделать удивительно большое отверстие в человеческом теле. Я задумалась об этом и даже сделала бы это, но все же я сжимала в руках именно его пистолет. Он погасил факел. Кто-то принес нам топор и недавно заточенный нож. У меня был мой вампирский набор, но он остался в Цирке.

Ее позвоночник был очень хрупким из-за огня, самое простое обезглавливание, которое у меня было. Олафу пришлось разворотить ей грудь, чтобы вынуть остатки полу сожженного, полу расстрелянного сердца. Мы окончательно привели ее тело в состояние фарша. Я пнула голову, чтобы та откатилась подальше от тела. Да, мне еще предстояло сжечь голову отдельно от сердца и развеять пепел над проточной водой, но она и без того была мертва. Я снова пнула голову, так что она покатилась по полу, слишком обожженная, чтобы кровоточить.

Мои колени больше не держали меня. Я осела в полуобмороке прямо там, где стояла с топором в руках. Эдуард встал на колени возле меня. Он коснулся края моей майки. Его рука была темно-красной, будто искупалась в яркой краске. Он разорвал мою майку, обнажая грудь. Следы от когтей были похожи на зубастые, зияющие рты. В одном из «ртов» блестело что-то бело-розовое, выпирая, как вываленный язык.

–От дерьмо, - произнесла я.

–Сильно болит? - спросил он.

–Нет, - мой голос казался удивительно спокойным. Шок - хорошая штука.

–Мы должны показать тебя доктору, пока оно не заболело, - сказал он, и его голос так же был спокойным. Он обнял меня и поднял на руках, будто качая. Он пошатывался, так что старался идти быстро.

–Тебе не больно? - спросил он.

–Нет.

Он побежал еще быстрее.

Эдуард выбил плечом дверь в приемную травматологии. Мы оказались внутри, но нас никто не замечал. Толпа людей в белых халатах, перемежающаяся штатскими, сгрудилась вокруг одного единственного стола. Их голоса выражали удивительное спокойствие, которые вы так не хотите слышать от врачей.

Приступ страха пронзил меня - Питер. Это должен был быть именно Питер. Адреналин ударил в меня, отозвавшись болью в животе. Эдуард развернулся, и я увидела большую часть комнаты. Это не был Питер. Он лежал на столе немного в стороне от стола, так интересующего всех. Но кто же, черт возьми, это тогда был? У нас больше не было людей с нашей стороны.

Единственным, кто сидел рядом с Питером, был Натаниэл. Он держал мальчика за свободную руку. К другой была подключена капельница. Натаниэл взглянул на меня, и на его лице отразился страх. Этого было достаточно, чтобы Питер повернулся и увидел нас в дверях.

Натаниэл прижал руку к его груди, остановив его.

–Это Анита и твой… Эдуард.

Мне показалось, он хотел сказать, твой папа.

–Твое лицо, что-то не так? - я расслышала голос Питера, поскольку мы стояли достаточно близко.

–Не думаю, что с моим лицом что-то не так, - ответил Натаниэл. Он постарался отшутиться, но шум, раздающийся из другой части комнаты юмору не способствовал.

Мне не было ничего видно за белыми халатами.

–Кто это там? - спросила я.

–Это Циско, - ответил Натаниэл.

Циско. Но ему не нанесли достаточного вреда. Я видела, как ликантропы заживляли разорванное горло. Или в этот раз ему бы не хватило силы?

–Как получилось, что он в таком тяжелом состоянии? - спросила я.

Питер попытался сесть, и Натаниэлу пришлось вернуть его в лежачее положение, прижав рукой.

–Анита, - позвал Питер.

Эдуард положил меня на ближайший пустой стол, и от этого движения я поняла, что по-настоящему ранена. Было похоже на то, что я чувствовала что-то, что чувствовать не должна была. Меня накрыло приступом тошноты, и думать стало очень трудно. Эдуард пододвинул Питера ближе ко мне, так что он мог теперь видеть меня, не двигаясь. Я тоже могла видеть Питера. Его жакет и рубашка исчезли, а через грудь и живот шли повязки, уходящие на левое плечо и руку. Его пистолет и жакет лежали среди аппаратуры и проводов под столом. Теперь я могла спрашивать.

–Что произошло с Циско? - спросила я.

–Вы оба ранены, - заметил Питер.

–Все в порядке, - ответил Эдуард. - это не моя кровь.

Питер посмотрел на меня, его глаза расширились, и он побледнел.

–Ему перервали горло…

–Я помню, но он должен был уже излечиться, - сказала я.

–Не все мы так быстро восстанавливаемся, Анита, - ответил Натаниэл.

Я посмотрела на него. Тот факт, что я взглянула на него только сейчас, говорил о том, что раны у меня серьезные. На нем были одни из его шортов, почти не оставляющие простора воображению. Волосы заплетены в косу. Я встретилась взглядом с его глазами, и я все так же любила его, но мое тело не среагировало на него.

Эдуард подошел, чтобы подержать Питера, пока Натаниэл двигался в мою сторону, чтобы заключить меня в свои объятия. Натаниэл взял меня за руку и поцеловал меня целомудренно, как никогда раньше. Его глаза были полны беспокойства, которое он пытался скрыть от Питера, и, возможно, от меня. Он повернул меня, и я услышала, как он облегченно выдохнул:

–Ничего не задето, - прошептал он.

Пока он об этом не заговорил, я об этом и не думала. Мои кишки могли быть порванными, поврежденными или даже просто мой живот. Если я не спохватилась раньше, занчит все не так уж плохо. Это не смертельные повреждения, не то, что я не смогу пережить. Они всего лишь показались из меня, но сбегать не собирались. Значит это не важно.

–Питер…

–Тоже не поврежден, вы оба везунчики.

Я знала, что он прав, но…, голоса в комнате стали громче. Если паника слышится в голосе врачей, значит все плохо. Циско, вот дерьмо. Черри отделилась от толпы и пошла в нашу сторону. На ней был накинут черный халат поверх ее обычной черной готичной одежды. Ее черная подводка струилась по щекам вместе со слезами. Проходя мимо, она потрепала Питера по плечу.