Тесс Герритсен - Хирург

Риццоли последовала за ней.

— С каких это пор?

— С тех пор как уехал, не сказав ни слова. Я так думаю, что была для него просто временным отступлением от принципов.

— А может, это он был для вас отступлением от принципов?

Кэтрин стояла в коридоре, с трудом сдерживая слезы.

«Я не знаю. Я не знаю, что и думать».

— Вы, похоже, оказались в центре вселенной, доктор Корделл. К вам приковано все внимание. И Мура. И Хирурга.

Кэтрин гневно уставилась на Риццоли.

— Вы думаете, мне все это нужно? Я никогда не напрашивалась на роль жертвы!

— Но все равно так получается, верно? Существует какая-то странная связь между вами и Хирургом. Я поначалу не разглядела ее. Мне казалось, он убивал предыдущих жертв, воплощая свои больные фантазии. А теперь я уверена, что все это из-за вас. Он как кот, который убивает птичек и несет их к ногам хозяйки, чтобы продемонстрировать свой талант охотника. Те жертвы были дарами, которые должны были произвести впечатление на вас. Вот почему он убил Нину Пейтон не сразу, а только когда она оказалась в этой больнице под вашей опекой. Прежде всего он хотел, чтобы вы оценили его мастерство. Вы — его навязчивая идея. И я хочу знать, почему.

— Но на этот вопрос может ответить только он один.

— А у вас нет никаких соображений?

— Откуда? Я даже не знаю, кто он.

— Он был в вашем доме вместе с Эндрю Капрой. Если только под гипнозом вы сказали правду.

— В ту ночь я видела только Эндрю. И он единственный... — Она остановилась. — Может быть, не я его навязчивая идея, детектив. Вы об этом не думали? Может, это Эндрю?

Риццоли нахмурилась, озадаченная таким заявлением. Кэтрин вдруг поняла, что попала в точку. Центром вселенной для Хирурга была вовсе не она, а Эндрю Капра. Олицетворение божества, учитель, которому он подражал и которого, возможно, стремился превзойти. Он был для него братом по крови, а Кэтрин его уничтожила.

Она подняла взгляд на табло, где высветился вызов, адресованный ей:

«Доктор Корделл, в операционную. Доктор Корделл, в операционную».

«Господи, оставят меня когда-нибудь в покое?»

Она вызвала лифт.

— Доктор Корделл!

— Мне некогда отвечать на ваши вопросы. Меня ждут пациенты.

— Когда у вас будет время?

Двери лифта распахнулись, и Кэтрин зашла в кабину — усталый солдат, возвращающийся на передовую.

— Мое дежурство только начинается.

Я узнаю их по крови.

Я смотрю на ряды пробирок, как смотрят на конфеты в коробке, гадая, какая вкуснее. Наша кровь так же уникальна, как мы сами, а мой наметанный глаз распознает самые разнообразные оттенки красного — от ярко-пурпурного до темно-вишневого. Я знаю, что придает крови цвет — гемоглобин с разной степенью насыщения кислородом. Это всего лишь химия и не более того; правда, такая химия может вызвать шок, навести ужас. Никто не может остаться равнодушным к виду крови.

Хотя я и вижу ее каждый день, она не перестает возбуждать меня.

Я смотрю на пробирки жадным взором. Они собрались здесь со всего Бостона и его окрестностей, их присылают из врачебных кабинетов и клиник, доставляют из больницы, что находится за соседней дверью. У нас самая большая диагностическая лаборатория в городе. Где бы вы ни оказались в Бостоне, стоит вам только протянуть руку к игле процедурной сестры, знайте, что ваша кровь найдет дорогу сюда. Ко мне.

Я придвигаю к себе первый ряд пробирок. На каждой значится имя пациента, имя врача, дата. Рядом — стопка лабораторных предписаний. Я тянусь к ним, начинаю листать, изучая имена.

Дойдя до середины, я останавливаюсь. Передо мной предписание для пациентки Карен Соубел, двадцати пяти лет, которая проживает по адресу 7536 Клар-роуд в Бруклине. Белая, не замужем. Все это я узнаю из ее лабораторной формы, где, кстати, указаны и номер ее полиса социального страхования, и место работы, и страховая компания.

Врач запросил два анализа крови: на ВИЧ-инфекцию и сифилис.

В графе диагноза значится: «Сексуальное насилие».

В ряду пробирок я нахожу ту, что содержит кровь Карен Соубел. Она густая и темно-красная, словно кровь раненого животного. Я держу ее в руках и ощущаю тепло; я вижу ее, чувствую эту женщину по имени Карен. Растоптанную и перепуганную. Ожидающую своего часа.

Вдруг я слышу голос и с изумлением поднимаю голову.

В лабораторию только что зашла Кэтрин Корделл.

Она стоит так близко, что я могу протянуть руку и дотронуться до нее. Я удивлен ее появлением здесь, тем более в такой час — между темнотой и рассветом. Редко кто из врачей заходит в наш полуподвальный мир, и ее появление повергает меня в состояние крайнего возбуждения. Увидеть ее здесь — все равно что увидеть Пеерсефону в подземном царстве Аида.

Мне интересно, что привело ее сюда. Но вот я вижу в ее руке несколько пробирок с золотистой жидкостью, которые она протягивает лаборанту за соседним столом со словами: «Плевральное излияние» — и понимаю, почему она снизошла до нас. Как и многие врачи она не доверяет особо ценные образцы курьерам и лично относит пробирки в здание лаборатории «Интерпат», соединенное туннелем с клиникой «Пилгрим».

Я вижу, как она уходит. Она идет мимо моего стола. Плечи ее поникли, и она еле плетется, словно пробирается сквозь топь. Усталость и флуоресцирующий свет придают ее коже нездоровую бледность. Она исчезает за дверью, так и не узнав, что все это время я наблюдал за ней.

Я снова смотрю на пробирку с кровью Карен Соубел, которую все еще держу в руках, и замечаю, что она стала унылой и безжизненной. Добыча, недостойная охотника. Тем более в сравнении с той, что только что прошла мимо.

Я до сих пор ощущаю запах Кэтрин.

Я захожу в компьютер и набираю имя врача: «К. Корделл». На экране появляется список всех лабораторных анализов, которые она заказала в течение последних суток. Я вижу, что она находится в больнице с десяти вечера. Сейчас половина шестого утра, пятница. Ей предстоит работать еще целый день.

А мой рабочий день близится к концу.

Когда я выхожу из здания, на часах уже семь утра, и солнце брызжет мне в глаза. С утра уже жарко. Я иду к подземному паркингу, спускаюсь на лифте на пятый уровень и бреду вдоль рядов машин к месту номер 541, где стоит ее автомобиль. Это лимонно-желтый «Мерседес», модель нынешнего года. Она содержит его в идеальной чистоте.

Я достаю из кармана брелок с ключами, который храню вот уже две недели, и вставляю один из ключей в замок багажника.

Крышка багажника открывается.

Я заглядываю внутрь и замечаю рычаг открывания изнутри — великолепная мера предосторожности для маленьких детей, которые могут случайно залезть в багажник.