Эстер Верхуф - Рандеву

Разговор шел в телевизионной комнате Петера. На экране мелькали мультфильмы. Звук был выключен.

— Кокаин? Почему именно кокаин? — продолжал допытываться Петер.

— Просто так, — я, собственно, сама не знала, почему именно кокаин.

Эрик заворчал. В его присутствии я чувствовала необходимость сдерживаться, подбирать слова

— Я кокаин еще никогда не пробовала, но много слышала о его действии. Наверное, весь мир нюхает кокаин, кроме меня. Это похоже… на недостаток общего развития.

Бастиана и Изабеллу уложили спать в домике для гостей. Когда многие стали разъезжаться, Клаудиа привела меня в телевизионную комнату, где наши дети заснули прямо на диване. Она предложила нам перенести их в помещение за домом — отдельный домик для гостей, что мы и сделали.

В процессе транспортировки они что-то бормотали, но потом заснули мертвым сном. В комнате по соседству с той, где сейчас спали Бастиан и Изабелла, стояла двуспальная кровать. Была там и небольшая ванная.

— Вы можете лечь здесь, — сразу сказала Клаудиа. — Чего садиться за руль, если выпили. Именно, по выходным на всех здешних поворотах происходят аварии…

— Ты ничего не потеряла, не попробовав кокаин, — услышала я голос Петера.

В телевизионной комнате стоял специфический запах марихуаны. Я сделала несколько затяжек, но на меня это мало подействовало.

— Ничего особенного, — продолжал Петер. — В течение десяти минут ты думаешь, что сможешь поднять бильярдный стол и что именно тебе в голову приходят самые поразительные идеи. И все.

В комнате повисла тишина.

Я отпила глоток воды. Может быть, пора спать? Эрик уже давно не принимал активного участия в разговоре. Марихуана действовала на него как-то странно — его неудержимо клонило в сон. Клаудиа тоже заснула. Она привалилась к Петеру, положив руку ему на плечо. Франк откинул голову на спинку дивана и отключился. Брюно время от времени шептал что-то непонятное. На его лице застыла блаженная улыбка. Мишель вертел в руках стакан с пивом и казался самым трезвым из всех. К сигарете он и не прикоснулся. Я это моментально отметила. Мишель сидел на краешке дивана у журнального столика и, судя по всему, силился расслышать, о чем говорили мы с Петером. Трудно было понять, что он улавливает из нашего разговора.

На улице уже светало. Я не чувствовала себя ни усталой, ни разбитой, как обычно после бессонной ночи. Наверное, сон просто пролетел мимо меня.

— Ну, наверное, все-таки пора расходиться, — сказал Петер. — Хорошо было.

Эрик вдруг очнулся, как от испуга, подался вперед и налил себе еще вина. Координация движений у него была слегка нарушена, и на журнальном столике появилась лужица.

— Еще немножко, — пробормотал он. — И пойдем спать.

Внезапно я почувствовала тошноту и тут же встала.

— Я отойду на минутку…

Пока я шла к туалету по длинному коридору, мимо гостиной, вдоль оливково-зеленых стен с подсвеченными картинами, тошнота немного отступила. Здесь было не так накурено, как в комнате, из которой я вышла. После двух часов ночи я не выпила ни капли вина, пила только воду, но алкоголь давал о себе знать. В голове что-то звенело. Возвращаться в телевизионную комнату, наполненную дымом с характерным сладковатым запахом, перебивающим все другие, разъедающим нос и глаза, мне вовсе не хотелось. Я открыла боковую дверь и вышла на улицу.

В лицо ударил свежий утренний ветер. Я сделала глубокий вдох, еще один. На деревьях в саду пели птицы. Небо было дымчато-розовое, нежного пастельного оттенка. По дорожке, посыпанной гравием, я пошла к домику для гостей. В последний раз Эрик ходил взглянуть на Бастиана и Изабеллу часов в двенадцать. Я открыла дверь и щелкнула выключателем в гостиной. Очень тихо поднялась по винтовой лестнице и остановилась послушать под дверью. Ни звука. Значит, крепко спят. Все в порядке.

Я снова вышла в сад. Тошнота, кстати, совсем прошла. Со всех сторон доносились птичьи трели. Прекрасное утро в роскошном саду с низкими изгородями, кустами, цветами и декоративными водоемами. Хобби Клаудии, как она мне сказала. Несколько лет назад, когда она занялась этим куском земли, здесь был запущенный огород, а сейчас какая красота! И год от года сад становился все краше. Такое хобби показалось мне замечательным, и я решила, что тоже займусь садоводством, как только у нас закончится стройка.

На полпути я остановилась.

Мне навстречу шел Мишель. Уже один его вид — красавец в небрежно расстегнутой рубашке, шальные глаза, восхитительное тело — заставил меня забыть и о птицах, и о цветах… Я не могла думать больше ни о чем, да я и не хотела больше думать. Дай Бог совладать с желанием помчаться ему навстречу и броситься на шею…

У самого угла дома Мишель обнял меня за талию и поцеловал. Чтобы из дома нас нельзя было увидеть, он увлек меня за собой к глухой боковой стене и прижал к ее валунам.

Мои руки скользнули по его груди, мускулистой и крепкой. На мгновение я закрыла глаза. Это было прекрасное ощущение, будто он принадлежит только мне одной. Поразительно, опьяняюще, почти эйфория. Никаких других женщин, пускающих слюни вокруг него, только он и я.

— Мне тебя не хватало, — прошептал он. — Я скучал по тебе.

— А кто была та девушка?

Мишель поцеловал меня в шею.

— Я хочу знать, — настаивала я.

— Какая девушка?

— С которой ты танцевал. Ну та, в цветастом платье.

— Ревнуешь?

Он приподнял уголки губ, глаза смеялись. Ему было смешно!

— Ты ревнуешь?

— Да.

— Не стоит.

Он наклонился, чтобы снова меня поцеловать, одной рукой погладил по спине, а другой выдернул блузку из юбки и моментально сдвинул наверх лифчик. Он знал эту дорогу. Быстрота его действий кружила мне голову.

Утренний ветерок ласкал мою кожу.

Это было опасно, как русская рулетка.

— Не здесь, — прошептала я.

Он укусил меня в шею.

— Я тебя хочу.

— Нет, нельзя! Кто-нибудь может выйти из дома.

— Все спят, пьяные или обкурились. Никто не выйдет.

Его губы скользнули по одной моей груди, рука сжала другую. Я закрыла глаза, уперлась головой в стену. Он провел своим носом по моему и прижался ко мне бедрами, так что я ощутила все, что должна была ощутить. Кровь с бешеной скоростью проносилась по моим венам, она бушевала, пенилась. Я тяжело оперлась о стену. Руки сами собой искали молнию его брюк.

— Я так по тебе скучал, — прошептал он, а потом сказал еще что-то, чего я не разобрала.

Он поднял мою юбку, стянул стринги. Я часто дышала, не в силах сказать ни слова.

Меня будет искать Эрик. И другие могут выйти на улицу. Петер уже четверть часа назад сказал, что пора расходиться.

— Нет… Нельзя.

— Все хорошо. Можно.

— Нет, нет, — я пыталась сохранить остатки сознания.