Дин Кунц - Дети бури

– Да.

– Но как он туда попал?

Билл смотрел на приборы, в продолжение всего разговора крепко сжимая штурвал мускулистой рукой.

– Никто не видел и не слышал, как он вошел, несмотря на то что дворецкий, служанка, кухарка и подручный – все должны были быть поблизости. Возможно, и миссис Доггерти была дома: это зависит от времени, когда записку прикололи к подушке.

– И они позвонили в полицию?

– Да, – ответил Петерсон. – За домом начали следить переодетые полицейские в машинах с обычными гражданскими номерами, и все же три ночи спустя он снова сумел проникнуть в дом и оставить записки на дверях комнат обоих детей.

– Полицейские никого не видели?

– Нет. Они начали уверять Доггерти, что в деле замешан один из слуг, но...

– Такое предположение выглядит довольно разумным.

– Если не считать, что все эти люди служат Джою годами, а некоторые работали у его матери и отца в те времена, когда они были еще живы и хозяйство было поставлено на широкую ногу. Теперь они редко принимают гостей и не хотят держать много прислуги – остались только те, без кого действительно нельзя обойтись. Эти люди – почти что члены семьи, Джой просто не может себе представить, что кто-нибудь из них может ненавидеть его детей. Вы скоро узнаете, как хорошо относится он к своим служащим. Кроме того, никто из них просто не смог бы этого сделать: таких милых и сердечных людей, как в этом доме, не найти нигде. Когда познакомитесь с ними, вы поймете, что я имею в виду. – Он взглянул на море, повернулся обратно к девушке и добавил: – Кроме того, ни миссис Доггерти, ни Джой не узнали голос этого шизика.

– До этого вы говорили, что он пытался изменить голос.

– Да, но даже и в этом случае они бы узнали человека, с которым разговаривают каждый день и с которым знакомы уже многие годы.

– Думаю, это так, – согласилась Соня.

Казалось, впервые за все время Петерсон осознал, какое впечатление произвел его рассказ на новую знакомую; он выдавил из себя подобие улыбки, скорее похожей на жалкую имитацию обычной обаятельной гримаски.

– Эй, не позволяйте себе так расстраиваться из-за этого! Нет никаких сомнений, что здесь, на Дистингью, дети в полной безопасности. Они переехали еще в начале июля, то есть три месяца назад, и до сих пор ничего страшного не произошло, – сказал Петерсон.

– И все же, – глухо произнесла Соня, – человек, который угрожал им, все еще на свободе.

– О господи, – воскликнул Петерсон, хлопнув себя по лбу, – должно быть, я показался вам настоящим паникером. На самом деле мне вовсе не хотелось волновать вас, Соня, просто меня удивило, что Джой ничего не рассказал вам об этой ситуации. Послушайте, и он, и миссис Доггерти уверены, что самое страшное уже позади, настолько уверены, что хотят на несколько дней уехать отдохнуть в Калифорнию. Как только вы хорошенько устроитесь на новом месте и возьмете на себя присмотр за детьми, они соберут вещи и отправятся в путешествие. А теперь подумайте, стали бы вы оставлять своих детей одних, если бы думали, что есть хотя бы малейший намек на то, что им может угрожать опасность?

– Нет, – ответила она. – Думаю, что они тоже не стали бы.

Несмотря на попытку Петерсона успокоить ее, образ безумного и кровожадного убийцы не исчезал из ее воображения.

Для того чтобы отвлечь девушку от мрачных мыслей, Билл то и дело посылал ей еще более широкие, искренние улыбки, театрально махал руками, указывая вперед:

– Что вы думаете о нашем острове, о нашем Дистингью? Не правда ли, это одно из самых удивительных поместий, которое вам когда-либо приходилось видеть?

Соня подняла голову и с удивлением увидела остров, слишком прекрасный для того, чтобы быть реальным местом, а не порождением фантазии. Она не заметила, как он вырос на горизонте, но, возможно, это объяснялось тем, что сам по себе островок был плоским, и, если не считать линии низких холмов, тянувшихся по центру, находился почти на уровне моря, омывавшего берега. Толстая стена волосатых пальмовых стволов окаймляла пляжи со снежно-белым песком и укрывала своей тенью громадный дом, в котором наверняка было не меньше двух дюжин комнат, а может быть, и того больше. Фасад, выложенный белым камнем, украшали балконы и портики, несколько фронтонов. Множество квадратных окон с прозрачными стеклами, в которых отражались золотисто-красные лучи солнца, придавали дому приветливый вид.

Если бы ей не пришлось выслушать историю, рассказанную Биллом Петерсоном по дороге к Дистингью, Соня посчитала бы дом семьи Доггерти совершенно очаровательным, со всей этой массой уголков, линий и закруглений, талантливым творением хорошего архитектора и искусных ремесленников, приложивших все силы для того, чтобы удовлетворить покупателя, не стесненного в средствах и способного позволить себе любую роскошь. Между тем теперь, когда на границе ее разума притаился, подобно хищной птице, кошмар рассказанного, это здание казалось на редкость зловещим, таинственным монолитом на фоне нежного горизонта Карибских островов, чуть ли не злобным зверем, притаившимся в ожидании жертвы у подножия тропических холмов. Она начала куда с большей серьезностью, чем раньше, размышлять над словами соседки по комнате и задумалась: не была ли та права, когда утверждала, что ехать в это место смертельно опасно...

– Вам здесь понравится, – заметил Петерсон.

Соня ничего не сказала в ответ.

– Это Господня страна, в самом прямом смысле этого слова, – продолжал он, все еще пытаясь поднять настроение пассажирки, – здесь не может произойти ничего дурного.

Ей хотелось верить, что так оно и есть на самом деле.

Генри Далтон, дворецкий семьи Доггерти, спустился к маленькой пристани им навстречу, толкая перед собой алюминиевую тележку для багажа. Ему было шестьдесят пять, но на вид можно было дать на десяток лет больше. Этот худощавый мужчина со снежно-белыми волосами, морщинистым лицом, жесткими черными глазами, выглядевшими чересчур молодыми под густыми седыми бровями, выгибавшимися дугой, казался заметно старше своих лет. Хотя его рост составлял приблизительно шесть футов, он казался ниже Сони даже при ее росте всего в пять футов и четыре дюйма – он весь согнулся, скрючился, как сушеная слива, словно пытаясь защититься от дальнейшего старения свернувшись клубком и позволив годам пролетать мимо.

Когда дворецкий заговорил, его голос оказался жестким и сухим, почти ворчливым.

– Генри Далтон, – сказал он.

Девушка представилась:

– Соня Картер, – и протянула старику руку.

Он посмотрел на нее так, будто видел змею, его лицо еще больше сморщилось. Казалось, глазам и рту его угрожала опасность совсем скрыться в складках кожи. Он принял протянутую ему руку, секунду подержал ее в своих длинных, костлявых пальцах и затем уронил точно так же, как мог бы уронить любопытную морскую раковину, поднятую и осмотренную, и после этого уже не представлявшую никакого интереса.