Стефани Оукс - Священная ложь [litres]

– Если б Господь и впрямь существовал, то наука уже это доказала бы. Но он за столько лет ни разу себя не проявил. Совсем как мой папаша. Бога нет ни в ДНК, ни в Большом адронном коллайдере, ни в одной окаменелости. Ни следа, ни намека… Если он вдруг все-таки объявится, наука сумеет его объяснить. А нам пока лучше иметь дело с тем, что есть.

Я гляжу на то, что есть у меня. Тюремный комбинезон вырвиглазного цвета. Руки по локоть. И Энджел.

Я резко вскидываю голову.

– Тогда научи меня!

– Чему? – спрашивает подруга.

– Научи, что такое Вселенная.

Энджел возбужденно ходит по камере, составляя список сайтов и книг, которые мне обязательно нужно прочитать.

– В следующий раз, когда пойдешь в библиотеку, ознакомься с полным собранием сочинений Карла Сагана [21] Карл Саган (1934–1996) – американский астроном, астрофизик и выдающийся популяризатор науки. .

– Кто он такой?

– О, это мой личный кумир. Будь он живой и хоть чуточку моложе, я бы ворвалась к нему в лабораторию, преклонила колено и предложила взять меня в жены. Я серьезно. Сама поймешь, когда прочитаешь. Кстати! Обязательно поищи в интернете его документальные фильмы. Надеюсь, тебе нравятся парни в водолазках?..

Мы сидим всю ночь, Энджел читает мне лекцию про Большой взрыв, про то, что сперва ничего не было, а затем вспыхнул раскаленный докрасна свет, охватил всю Вселенную и за миллионы лет понемногу остыл, сотворив звезды, планеты и жизнь на Земле.

– И все мы, – объявляет в конце Энджел, – каждый живой организм, все, что есть во Вселенной, зародилось именно в тот миг. Разве не здорово?

– Да, – я улыбаюсь. – Здорово.

На следующий день, когда раздается звонок на урок, я вместе с другими девочками иду в кабинет «Чтение – это сила». Предыдущий класс еще не ушел, и нам приходится ждать в коридоре, пока они соберут тетрадки и выйдут. Наконец те выстраиваются у противоположной стены, сжимая в руках папки и тихонько переговариваясь. Рашида у меня за спиной болтает без умолку, рассказывая про передачу, которую смотрела вчера по телевизору во время отдыха, а я киваю, слушая ее вполуха, потому что вижу напротив Трейси, как всегда уткнувшуюся носом в крошечную книгу псалмов.

– Эй, – кто-то шепчет у нее за спиной. – Христианочка!

Я обвожу взглядом девочек и вижу Кристал; темные волосы у той собраны в тугой хвост, а ногти намазаны ярким лаком. Она хищно смотрит на Трейси.

– Что? – шепчет та в ответ.

– Ты из этих? – спрашивает Кристал, сложив пальцы в кольцо.

– Что?

Она хохочет, засовывая руку в карман комбинезона.

– Чем будешь заниматься вечером?

– Делать уроки, – отвечает Трейси. – А потом читать Библию.

– Давай вместе позанимаемся, – предлагает Кристал. – Я могла бы помочь тебе… с чтением Библии.

– Правда? – спрашивает Трейси. Глаза у нее блестят.

Другие девочки с интересом прислушиваются к их разговору, некоторые с тревогой. Мисс Бейли беседует с ученицей из другого класса.

Кристал бочком подходит к Трейси и кладет руку ей на плечо. Я вспоминаю, как она держала меня в комнате с телевизором. Внутри все сжимается, но Трейси не замечает в разговоре ничего странного.

– Знаешь, у нас есть группа поддержки. Приходи к нам на занятия…

– Не трогай ее! – говорю я, делая по твердому ковру шаг вперед.

– Ты что творишь? – шепчет Рашида мне в спину, и ответить ей нечего. Я и сама не знаю – понимаю лишь, что зря это затеяла.

Кристал поворачивается ко мне и тоже выходит из строя.

– Что ты сказала?

Брови у нее высоко задраны, лицо кажется мятым, под глазами большие желтые круги.

– Я сказала, не трогай ее. Она тебе ничего не сделала.

– Минноу, все нормально, – говорит Трейси, рассеянно поигрывая с крестиком на шее. – Она меня не обидела.

– Да, Минноу, – подхватывает Кристал, передразнивая тонкий голосок Трейси. – Мы просто играем.

Пальцами она толкает меня в грудь, и я отшатываюсь. Девушки по обе стороны коридора взволнованно переминаются с ноги на ногу.

– Почему бы тебе не поиграть с кем-нибудь из твоей весовой категории? – предлагаю я. – С Бенни, например.

Кристал качает головой.

– Ты чем вообще думаешь? – спрашивает она. – Будешь так разговаривать, будешь лезть не в свое дело… получишь! – Она выразительно косится на мои культи. – Тебе со мной явно не справиться.

В груди начинает бурлить адреналин, как тогда, ночью под мостом, словно сердце превращается в крохотный мотор, запуская по венам не кровь, а более ядреную жидкость.

– Если думаешь, что я буду стоять и смотреть, как ты… Если хоть на секунду решишь, что я позволю тебе тронуть…

Кристал очень медленно опускает руку в карман и достает оттуда нечто длинное, грязно-белое. Оно свисает у нее с кулака, как дохлый кролик.

– Кистень, – взволнованно шепчут девчонки. – У нее кистень!

Я угадываю в длинной тряпке, замотанной узлом, старый носок, в котором лежит тяжелый железный замок. Кристал начинает раскручивать его перед собой.

– Здесь у тебя нет дрессированной обезьянки. Лучше отойди, – говорит она.

Однако я думаю о том, что сделала бы на моем месте Энджел, неуклюже шагаю вперед и в один миг преодолеваю разделяющее нас расстояние.

– Не связывайся со мной, Кристал. У меня ботинки с липучками. Сама знаешь, что это значит. Я психичка! – Последнее слово я произношу уже на выдохе: легкие трясутся. – Я из тебя дерьмо в два счета выбью. Ты не сравнивай нас, слюнтяйка; я здесь не за мелкую кражу, как ты, а за нападение с отягчающими!

У той вытягивается лицо, она бледнеет. Затем орет:

– Да я тебя, шалава, сейчас убью! – Но голос у нее дрожит, и на лице впервые виден страх.

Она боится меня, боится до чертиков. Странное чувство, не так я его себе представляла…

Кристал бросается на меня, выставив перед собой плечо, и замахивается носком, чтобы обрушить его мне на голову. Я отшатываюсь, вскидывая руки.

По коридору грохочут шаги, и из-за поворота выскакивает Бенни. Она хватает Кристал за локоть и опрокидывает ее на пол, с глухим стуком приложив о ковер.

Нам с Кристал дали по три дня в карцере – в камере с мягкими стенами на самом нижнем уровне тюрьмы, с унитазом в углу, не огороженным даже ширмой. Когда меня тащат вниз, я кричу, что ни в чем не виновата, однако тем самым делаю только хуже. Окошко здесь лишь одно, в тяжелой стальной двери, чтобы охранники могли меня проверить, но оно почти всегда закрыто.

Люминесцентные лампы на потолке никогда не гаснут, не давая следить за ходом времени. Говорят, девушки в этих камерах, в тишине и одиночестве, сходят с ума. Здесь нечем бороться с прошлым, которое наваливается на тебя со всех сторон. Я вспоминаю секунды сразу после оглашения приговора: как я склонила голову, безудержно рыдая; как зал суда распался на кишащее месиво присяжных, журналистов, бормочущих в диктофон, и зрителей, спешащих выбраться из душного помещения.