Джон Харт - Вниз по реке

Достаточно крутой, чтобы оставить его в покое.

Так что да. Картина была более чем знакомая.

Шериф провел меня к самой большой комнате для допросов и остановился возле двери. Я мельком углядел Долфа через небольшое стеклянное окошечко, а потом шериф загородил обзор.

– Итак, вот как все будет происходить, – объявил он. – Вы заходите один, и у вас ровно пять минут. Я буду здесь, и, несмотря на все, что наговорил ваш адвокат, можете в полной мере рассчитывать на конфиденциальность.

– Вот как?

Он подался ближе, и я хорошо разглядел пот у него на лице, короткий ежик волос и обожженный солнцем скальп под ним.

– Угу. Именно так. Можно не париться. Даже вам.

Отклонившись влево, я заглянул сквозь стекло. Долф горбился на стуле, уставившись в стол.

– Зачем вы это делаете? – спросил я.

Шериф лишь скривил губы, опустив мясистые веки. Отвернулся и сунул ключ в широкий замок, отработанным движением провернул. Дверь свободно распахнулась.

– Пять минут, – напомнил он, отступая вбок. Долф даже не поднял взгляд.

По коже у меня пробежали мурашки, когда я зашел внутрь, а когда дверь с лязгом закрылась, все тело обожгло, как огнем. Они прессовали меня три дня, в этой самой комнате, и я вновь видел это, словно это было вчера.

Я сел на стул напротив Долфа, на коповской стороне стола, придвинулся ближе – железные ножки противно скрежетнули по бетонному полу. Долф продолжал сидеть совершенно неподвижно, и хотя тюремный комбинезон висел на нем, как на вешалке, его запястья по-прежнему выглядели массивными, а руки – толстыми и могучими, руками работяги. Свет здесь был ярче, потому что копам ни к чему какие-то тайны, но красок по-прежнему не хватало, отчего кожа Долфа казалась желтой, как линолеумный пол в коридоре. Его голова была опущена, так что видел я в основном его переносицу и седые брови. На столе пристроились пачка сигарет и простенькое гофрированное блюдечко из толстой фольги вместо пепельницы.

Я произнес его имя, и он наконец поднял взгляд. Не знаю почему, но я ожидал увидеть у него в лице что-то отстраненное, какую-то преграду между нами; но все оказалось не так. Были в нем тепло и глубина; насмешливая улыбка, которая удивила меня.

– Черт знает что, точно? – Его руки двинулись по столу. Вывернув шею, Долф глянул в сторону зеркала. Не глядя нащупал пачку сигарет, вытряхнул одну, прикурил ее от спички, откинулся на стуле, обвел комнату рукой. – С тобой так же было?

– Почти.

Он кивнул, ткнул пальцем в зеркало.

– Сколько их там, как думаешь?

– А это важно?

Никакой улыбки на сей раз.

– Пожалуй, что нет. Твой отец здесь?

– Да.

– Бесится?

– Паркс бесится. Отец просто очень расстроен. Вы же его лучший друг. Он боится за вас. – Я ненадолго примолк, ожидая какого-то намека на то, почему он попросил поговорить со мной. – Не понимаю, почему я здесь, Долф. Вам бы лучше поговорить с Парксом. Он – один из лучших адвокатов штата, и сейчас он как раз здесь.

Долф неопределенно махнул сигаретой, отчего бледный дым слоями затанцевал вокруг него.

– Адвокаты, – столь же неопределенно произнес он.

– Вам он нужен.

Долф отмахнулся от этой мысли, откинулся на стуле.

– А вообще забавная штука, – сказал он.

– Что именно?

– Жизнь.

– В каком это смысле?

Проигнорировав мой вопрос, он загасил сигарету в дешевой прогибающейся пепельнице. Подался вперед, и его глаза стали очень яркими.

– Хотелось бы тебе знать про самую выдающуюся вещь, которую я когда-либо видел?

– Вы вообще как, Долф? – спросил я. – Похоже, что вы… ну не знаю… какой-то рассеянный.

– Все со мной нормально, – заверил он. – Самая выдающаяся вещь. Так хочешь знать?

– Конечно.

– Ты тоже ее видел, хотя я не думаю, что должным образом оценил тогда.

– И что же это было?

– Тот день, когда твой отец пошел на реку искать Грейс.

Не знаю, что возникло у меня в тот момент на лице. Недоумение? Изумление? Это было вовсе не то, что я ожидал услышать. Старик кивнул.

– Любой человек поступил бы на его месте точно так же, – сказал я.

– Нет.

– Что-то я не пойму…

– Если не считать того раза, ты когда-нибудь видел своего отца в реке или в пруду? В океане, может быть?

– Вы вообще о чем, Долф?

– Твой отец не умеет плавать. Полагаю, ты никогда про это не знал.

Я был в полном шоке.

– Нет. Не знал.

– Он жутко боится воды, просто до ужаса – так было еще в те времена, когда мы оба были мальчишками. Но он прыгнул в воду без всяких колебаний, головой вперед в забитую всяким мусором реку, такую вспухшую, что она вышла из берегов. Просто чудо, что они оба тогда не утонули! – Долф ненадолго примолк, опять кивнул. – Да, вот самая выдающаяся вещь, которую я когда-либо видел. Твердость. Самоотверженность.

– Зачем вы мне все это рассказываете?

Подавшись вперед, он схватил меня за руку.

– Потому что ты – как твой отец, Адам; и потому что я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.

– Что?

Его глаза горели.

– Мне нужно, чтобы ты позволил всему идти своим чередом. И не заморачивался.

– Насчет чего не заморачивался?

– Насчет меня. Насчет этого. Насчет всего. – В его словах появилась новая сила, убежденность. – Не пытайся меня спасти. Не начинай копать. Не запускай во все это зубы…

Он отпустил мою руку, и я качнулся назад.

– Просто не заморачивайся.

После этого Долф поднялся и быстрыми шагами подошел к одностороннему зеркалу. Со столь же горящими глазами обернулся.

– И позаботься о Грейс, – произнес он прерывающимся голосом. В глубоких складках его лица вдруг блеснули слезы. – Ты нужен ей.

Постучав в стекло, старик отвернулся и склонил лицо к полу. Я тоже вскочил на ноги, тщетно пытаясь подобрать слова. Дверь с лязгом открылась. Вошел шериф; его помощники заполнили пространство у него за спиной. Я вытянул руку.

– Подождите секундочку!

На лице шерифа отразились какие-то эмоции. Краска залила его лицо. За плечом у него возник Грэнтэм – более бледный, более отстраненный.

– Всё, – объявил шериф. – Время вышло.

Я внимательно посмотрел на Долфа: прямая спина и согнутая шея, внезапный мучительный кашель и его рука в оранжевом рукаве, утирающая рот. Он растопырил пальцы на зеркале и поднял голову, чтобы увидеть мое отражение. Его губы двинулись, и я едва его услышал.

– Просто не заморачивайся, – повторил он.

– Ладно, пошли, Чейз. – Шериф резко протянул руку, словно собрался выволочь меня из этой комнаты силой.

Слишком много вопросов и никаких ответов – и мольба Долфа, эхом звучащая у меня в голове.

Тут я услышал тарахтение пластиковых колесиков, и двое помощников шерифа закатили внутрь видеокамеру на штативе.

– Что тут вообще происходит? – спросил я.